Прежде всего, это Жасмин – чернокожая домоправительница, мастерица на все руки, обладавшая совершенно неотразимой внешностью (надеюсь, мы еще вернемся к этому, потому как я не могу устоять перед красотой), бывшая любовница Квинна. Их маленький сын Жером рожден, естественно, до того, как Квинн превратился в вампира. Мальчишке четыре года. В белых теннисках на несколько великоватых для его роста ногах он носится вверх-вниз по винтовой лестнице – просто так, для веселья. Большая Рамона, бабушка Жасмин, величественная черная леди с седыми, собранными в узел на затылке волосами, готовит ужин (один Бог знает для кого) в кухне и разговаривает сама с собой. Голова ее при этом трясется. Внук Большой Рамоны Клем – отлично сложенный мускулистый мужчина с гладкой темной кожей, одетый в черный костюм с галстуком, – стоит возле парадного входа и смотрит вверх, по лестнице. Клем был личным шофером недавно ушедшей из жизни хозяйки дома, тетушки Куин, по которой все еще безмерно скорбят все домашние. Он обеспокоен тем, что происходит в спальне Квинна, и не без оснований.

Старый учитель Квинна Нэш сидит у холодного в летнее время года камина в своей спальне, расположенной в конце коридора второго этажа, и беседует с тринадцатилетним Томми Блэквудом. По кровному родству Томми приходится Квинну дядей, но по сути вернее назвать его приемным сыном. Молодой человек производит благоприятное во всех отношениях впечатление. Он тихо оплакивает смерть великой леди, о которой я уже упоминал и с которой он три года путешествовал по всей Европе. «Период становления» – так мог бы назвать эту пору его жизни Диккенс.

На заднем дворе особняка бьют баклуши механики Аллен и Джоэль. Они сидят в открытой и освещенной части гаража, читают «Уикли уорлд ньюс» и буквально заливаются смехом, а из телевизора тем временем доносится громкий рев трибун – идет трансляция футбольного матча. Один гигантский лимузин стоит напротив парадного входа в особняк, второй – на заднем дворе.

Что касается самого дома, позвольте добавить несколько деталей. Мне он нравится. Я нахожу его пропорциональным – качество, не всегда присущее американским домам, построенным в стиле греческого Возрождения. Но этот стоящий на возвышенной террасе красавец с огромными окнами, смотрящими на обсаженную ореховыми деревьями подъездную аллею, выглядит более чем привлекательно и гостеприимно.

Каков он внутри? Американцы называют такие комнаты гигантскими. Все вылизано, нигде ни пылинки. Кругом зеркала, каминные часы, стены увешаны портретами, полы устланы персидскими коврами. И неизбежное соседство мебели красного дерева девятнадцатого века с копиями классического Хэпплуайта[5] и Людовика XIV, дабы создать впечатление так называемого традиционного, или старинного, стиля. Каково? И над всем этим царит непрерывное гудение массивных кондиционеров, которые дарят не только волшебную прохладу, но и создают особую атмосферу, столь изменившую в последнее время Юг.

Знаю, знаю. Мне следовало бы сначала описать место действия, а потом уж перейти к рассказу о персонажах моего повествования. Ну и что? Я не думал логически. Я судорожно размышлял. И не мог просто взять и выкинуть из головы гибель Меррик Мэйфейр.

Квинн конечно же, заявил, будто видел, как Небесный Свет принимает преследовавшего его духа и Меррик Мэйфейр. Для него сцена на кладбище была своего рода богоявлением и не имела ничего общего с тем, что предстало моим глазам. Я видел только, что Меррик принесла себя в жертву. Я рыдал, вопил, сыпал проклятьями.