А почему так кровавы бандеровские орды из числа в основном галицийцев? Разве они одни поборники вольной, счастливой, независимой Украины? За что они убили моих родителей и сестричку – самых близких мне людей? Что плохого сделал мой отец в селе Малое? Только хорошее было в его действиях. Простые граждане это оценили – жизнь настраивалась на хороший лад. Местные националисты нас, украинцев, называли москалями, советами, пришельцами. Они действуют по немецкому принципу «Разделяй и властвуй!». За что? Если они воюют с Красной армией, с советскими партизанами на стороне немцев – они враги и Украины, и России, и всего Советского Союза…»

Это была ночь мучения – комары не дали спокойно поспать, и только под утро он смог уснуть крепким сном. Помог ветерок, поднявшийся откуда-то с северо-западной стороны болота…

Несколько дней подряд Александр устраивал свое летне-осеннее лежбище, готовое стать со временем подземным зимовьем. Когда крыша, изготовленная из жердей и переплетенная лозовыми ветками, была готова, он прикрыл ее дерном, а потом занес в землянку весь свой нехитрый скарб. Со стороны старой проселочной дороги, огибающей остров и по которой уже давненько, никто не ездил, нельзя было разглядеть вотчину Сашко, даже если бы кто и решился проехать на телеге. Машина по этой местности пройти не могла из-за наступления болотной воды. Мелиорацией в этих местах занялись позже.

«Ну а теперь надо доставить в «цех обработки» то, что собиралось и хранилось в районе старой базы партизанского отряда для изготовления «карманной артиллерии», – размышлял смышленый паренек. – Надо к осени приготовиться и с провизией: подобрать и перенести в мое новое жилище все съедобное».

Вечерами он уходил в походы с полотняной торбой или армейским вещмешком за плечами, чтобы «нарыть» материальную часть и доставить ее теперь на свою базу. Удача не всегда сопутствовала планам: то он в темноте не там копал, то из-за тяжести не мог унести фугас, то вообще блудил в густой чернильной темноте августовской ночи. Правда, к сентябрю он уже имел соответствующий запас для доведения до кондиции неразорвавшихся мин, снарядов и малых бомб.

Сашко приносил в свой погребок объект манипуляции и при горящей свече готовил адские машины мести. Несколько осмелев, он стал появляться в селах под видом пастушка, который ищет пропавшую корову. Его вид с кнутом вызывал сочувствие и доверие у селян. Постепенно Сашко опять вышел на партизан-подпольщиков. Он встретил одного знакомого бойца из разгромленного партизанского отряда – Кузьму Боярчука в селе Осокорки, одетого в форму полицая. Кузьма узнал юного мстителя и, отведя в сторону, шепнул:

– Сашко, уходи, прошу! С минуту на минуту из Сарн нагрянет карательный отряд. Готовится большая облава. А ровно через неделю – это значит на седьмой день, понял? – Приходи к церкви вечерком, как стемнеет. Я буду ждать.

– Угу… Спасибо, дядя Кузьма, – искренне поблагодарил Сашко своего спасителя и растаял за околицей села, проглоченный зигзагами проселочной дороги, заросшей густым подлеском ольшаника.

«Разжевал мне понятие недели, будто я не знаю, что она состоит из семи дней. А почему он в полицейской форме? – насторожился Александр. – Если бы он был предатель, то арестовал бы меня и непременно сдал фашистам, чтобы выслужиться. Значит, он наш и, может, устроился полицаем по заданию командования нового партизанского отряда? Все может быть…»

Ход размышления прервал стрекот сороки, которая, перелетая с ветки на ветку, с дерева на дерево, тем самым словно говорила своим поведением, что она кого-то испугалась.