Учтиво склонив голову перед Исидро, граф толкнул Эшера в его сторону с такой силой, что Эшер, если б не ждал подвоха, не приготовился к чему-то подобному, наверняка рухнул бы на колени.
Немедля забыв об Эшере – о малосущественном эпизоде в состязании воль, явно продолжавшемся не первый день, – граф вновь повернулся к провинившимся.
– Что бы князь ни наговорил вам, все вы принадлежите мне. И если вам потребуется убедиться в этом еще раз, – шагнув вперед, он потрепал разъяренную Марью по подбородку, легонько провел кончиками когтей по изодранной, окровавленной щеке Иппо, – я к вашим услугам.
Очнулся Эшер – внезапно, с ощущением, будто лишился чувств, хотя понимал, что дело совсем не в этом, – лишь посреди ночной улицы, один, промерзший насквозь.
Глава пятая
«Для передачи профессору
Джеймсу К. Эшеру,
в банк Хоара[19],
Английская набережная,
Санкт-Петербург, Россия
Оксфорд,
5 апреля 1911 г.
Дорогой Джейми!
Благополучно ли ты добрался до Санкт-Петербурга? Не слишком ли тяжела оказалась поездка? В самом ли деле железная дорога (или речь шла о фабрике?), на которую тебя просит взглянуть дядюшка Уильям, представляется надежным вложением капитала? О русской безалаберности рассказывают невообразимые ужасы, а сумма весьма и весьма значительна… и, кроме того, ты же знаешь нашего дядюшку Уильяма!
Не сможешь ли ты, будучи в Санкт-Петербурге, отыскать там нескольких моих коллег? Рекомендательные письма прилагаю, но по крайней мере доктор Харбах, несомненно, помнит меня с тех пор, как приезжал в Англию, а интересна мне главным образом переписка со специалистами по заболеваниям крови, поскольку часть моих собственных находок в данной области приводит меня в нешуточное замешательство. (Не стану обременять тебя подробностями, однако результаты выглядят, мягко говоря, аномально.) Вот список джентльменов, с которыми мне хотелось бы посоветоваться:
д-р Иммануил Грюн, на Невском проспекте;
д-р Вильгельм Харбах, на Адмиралтейском проспекте;
д-р Эмрих Шпурцхайм, на Караванной улице, невдалеке от Фонтанки (не помню, канал это или река?);
д-р Бенедикт Тайс, на Сампсониевском проспекте;
д-р Рихард Бирштадт, на Итальянской улице;
и, наконец, д-р Иоганн Лейтце, также на Невском проспекте.
Д-р Людвиг Шпор держит кабинет в Москве, на Тверской (ну и названия у них там, правда?). Еще в Москве практикует д-р Каспар Мантейфель (на Никитской), д-р Клаус Ольдерлин (также на Тверской) и д-р Райнхольд Прейце (его адреса я выяснить не смогла, но, полагаю, работает он в Москве). Среди работавших в России значатся еще двое, д-р Рихард Франк и д-р Эмиль Боденшатц, но в Петербурге ли они до сих пор или нет, нигде не упоминается.
Все они специализируются на биохимии крови. Надеюсь, тебе удастся отыскать среди них хоть одного, разделяющего твой интерес к фольклору!
Удачи с фабрикой (или речь о железной дороге?) дядюшки Уильяма!
Всем сердцем любящая тебя,
Лидия».
По окнам кабинета с хмурым упорством хлестал проливной дождь. Запечатав конверт, Лидия принялась копаться в пенном хаосе ящика письменного стола в поисках марки («Так вот куда я засунула те заметки о патологических изменениях нервной системы!»), а после откинулась на спинку кресла и устремила взгляд за окно, на потемневшую от сырости стену Нового Колледжа, на двух молодых людей (студенты, не желающие вымочить под дождем мантии?), мчащихся вдоль Холивелл-стрит, словно огромные черные листья…
Рассеянно провожая их взглядом, Лидия думала о доне Симоне Исидро.
Да, она помнила, что должна подняться в спальню, разложить накопившиеся номера «Ланцета», «Британского медицинского журнала», «Ле журналь франсез физиокемик» и еще полудюжины немецких и американских периодических изданий на места, по коробкам, чтоб Мик отнес их в мансарду. Помнила, что должна привести в удобочитаемый вид конспекты статей немецких врачей-гематологов, работающих в России, которые строчила почти без остановки вот уж четвертый день кряду. Помнила, однако браться за дело даже не думала.