Когда обыск закончился, «Мюллер» по приказу своего хозяина отправился на кухню и приготовил горячий пунш с корицей, который Руссель щедро предложил «добрым гражданам». Ведь им, несчастным, пришлось выйти ночью в такой холод, чтобы исполнить свой долг. Секционеры были ему за это признательны.

– Ты, должно быть, нажил себе врагов, гражданин, – заметил их командир. – Кто-то составил на тебя ложный донос, чтобы причинить тебе неприятности.

– О, теперь это случается очень часто, – вздохнул Балтазар. – Пожимая протянутую руку, никогда не знаешь наверняка, друг перед тобой или враг.

– Поверь мне, лучше вообще ни с кем за руку не здороваться. Спокойной ночи, гражданин! А нам пора возвращаться…

Секционеры ушли, а Бац и Руссель дали волю охватившему их веселью. Хотя на самом деле в этом ночном визите не было ничего приятного.

– Я вернулся в Париж только вчера вечером, – заметил барон. – Откуда им стало известно о моем возвращении?

– Надо бы это выяснить. Но я думаю, что всему виною страх, друг мой! Ужас – наш главный враг. Он портит тех, кого мы совсем недавно считали самыми надежными союзниками.

– Возможно, вы правы. И все же мне не верится, что человек, чью подпись я видел под ордером на арест, вдруг стал моим врагом. Это не в его интересах.

– Так кто же поставил свою подпись?

– Люлье, маклер с Вандомской улицы. Я его хорошо знаю. Он выручил не одного знатного молодого шалопая, оказавшегося на мели, да и не слишком молодым он тоже приходил на помощь. Люлье управляет имуществом эмигрантов. Я доверил ему защищать интересы госпожи де Бофор, дамы сердца моего друга ля Шатра. Я всегда был с ним в превосходных отношениях и не вижу теперь причины, почему бы он лично мог ополчиться против меня. А вы слишком молоды и слишком богаты, чтобы иметь с ним дела.

– Если это тот самый Люлье, что стал прокурором-синдиком Коммуны, то можно не удивляться. Очевидно, новые обязанности заставили его иначе взглянуть на вещи.

– Мы это скоро выясним. Завтра же я отправлюсь к нему.

– В таком виде?

– Нет, разумеется. Я надеюсь, что вы одолжите мне костюм.

– Но это же безумие! Он немедленно прикажет вас арестовать!

– Вот мы и посмотрим. Полноте, друг мой, не стоит так тревожиться о своей одежде! – добродушно усмехнулся де Бац. – Вы ее еще увидите – я очень аккуратный человек.

Утром, сменив старую треуголку на новую круглую шляпу, а карманьолу на серый фрак, накинув сверху черный плащ, де Бац с тростью в руке тайком вышел из дома Русселя. Дойдя до площади, он нанял фиакр и приказал отвезти его в ратушу. Он мог бы дойти туда и пешком, но за ночь потеплело, снег начал таять, на улицах стало грязно. Кроме того, такому человеку, как он, не пристало являться в общественное место на своих двоих…

Ратушу охранял отряд весьма подозрительных личностей с физиономиями головорезов. Де Бацу преградил путь взъерошенный, небритый человек, вооруженный до зубов, но барон лишь бросил ему мимоходом:

– Я должен немедленно увидеть гражданина Люлье по делу, интересующему Коммуну.

Это было произнесено ледяным тоном, не терпящим возражений, и громила только пробормотал что-то сквозь зубы и сделал Жану знак следовать за ним. Спустя минуту де Бац вошел в комнату, заваленную бумагами и заставленную шкафами и ящиками. Посреди кабинета, за огромным столом сидел человечек маленького роста, очень бледный, и резво подписывал бумаги, проглядев их перед этим опытным взглядом.

Когда на пороге появился элегантно одетый посетитель, которого он сразу узнал, Люлье едва усидел в своем кресле. Бывший маклер хотел было по привычке встать – он всегда приветствовал так своих клиентов, – но вовремя вспомнил о том, какую важную должность теперь занимает.