Ему стало неловко. В самом деле гражданочка, видно, попала в эту заваруху с перестрелкой, что-то там такое увидела. Шок у нее, значит. Но по крайней мере, хорошо, что жива, цела и сидит дома, а не едет невесть куда. Если начистоту, участковый сам Гочу и его «Светлану» поганой метлой из города вымел бы, сразу воздух стал бы чище. Но не под силу такие дела простым участковым. Не велено было трогать Гочу, даже в рапорте упоминать запретили.

– Ну ладно. – Полицейский для порядка раскрыл планшет, сделал пометку. – Пойду я. Выздоравливайте, Елизавета Константиновна!

Девушка выпростала из-под одеяла вторую руку, в ней был пульт управления телевизором. Ткнула кнопку, на экране появилась заставка мультфильма о супергероях.

– Мультики ее любимые в детстве были, – всхлипнула бабка, – поставила ей, пусть смотрит, вспоминает.

Участковый пошел к выходу. В дверях обернулся, оглядел Лизу, уставившуюся в экран, на котором мелькали пестрые картинки, и бросил:

– Вам бы врачу ее показать. Мало ли…

С тем и ушел. У него было еще три адреса. К Шилковым он заглянул раньше других, поскольку Лиза заходила в «Светлану» в день происшествия. И в тот же день агентство оформляло документы еще одной девушке.

«Фердинанд» миновал железнодорожный переезд и поехал по Октябрьской. Справа было озеро, слева – старые кварталы. Потом пересекли пустошь, и показался так называемый Шанхай – район новостроек, появившийся после возникновения Сектора, жилье для строителей, для новых рабочих АБЗ. Панельные серые пятиэтажки, над которыми, как башня над крепостной стеной, высилась двенадцатиэтажная «свечка».

До Барьера здесь было рукой подать, и влияние Сектора ощущалось явственно. Какое-то напряжение, разлитое в воздухе, ожидание беды. Как будто знаешь, что вот-вот стрясется что-то нехорошее, а сделать ничего не можешь, потому что понятия не имеешь, чего ожидать. А может, просто серый безрадостный пейзаж так на нервы давил.

Научно-исследовательский центр располагался дальше, на территории военной части. Часть развернули в 2015‑м, потом, после окончания строительства Барьера, вывели, заменив отдельной ротой.

Шартьев, ведя микроавтобус, по привычке болтал:

– Везде одно и то же. Вон, глядите, пустырь, свалка, как будто старый город ею от новостроек отгородился. Лихославль-два новый район называется. И совсем не похож на первый.

– Шанхай, – подал голос Делягин. – Так все говорят.

– Во-во, – подхватил прапорщик, – я, пока вчера с машиной возился, парой слов с местными перекинулся. Меня ж по телевизору не показывают, я человек простой. Ну, вот со мной и откровенничали, не стеснялись. Такого порассказали… Они ж не в курсе, что я с нашей кинозвездой в одной упряжке, по телику только капитана крупным планом дали.

– Завидуете? – буркнул Алехин. – В следующий раз попрошу полковника, чтобы вам, товарищ прапорщик, главную роль в этой комедии дали.

– Не, я не гожусь. Внешностью не вышел. Вот вы, товарищ капитан, с виду орел, вам и главную роль. – Сам Шартьев, маленький, жилистый и подвижный, больше походил на обезьяну, чем на орла. – В общем, местные не советуют по вечерам в Шанхай соваться. Там другая страна, так один высказался. Другая страна и другие законы. Местные пацаны, которые коренные, здешние, хулиганят, налеты устраивают. Шанхайские против них что-то вроде местной самообороны организовали, полиция не вмешивается.

Слева от дороги показалось скопление брошенной строительной техники. Краска на бортах облупилась, машины были разрисованы и покрыты надписями на разных языках. Экскаватор с задранным ржавым ковшом, на котором намалевали круглые белые глаза, походил на доисторического ящера, с недовольством разглядывающего проезжающих по шоссе. Роль древних джунглей, откуда вылезло это чудище, исполняли разломанные бетонные блоки с торчащими перекрученными арматурными прутьями, расколотые доски, ржавые трубы, россыпи старых покрышек и подобный хлам.