«Нет, столько энергии будет недостаточно», – решил я, после чего начал ещё больше насыщать магический доспех маной, при этом не сводя глаз с многоножек, которые стали ещё активнее.

«Не к добру это», – подумал я, видя, как они покинули зону под стеллажом и неуверенно начали расползаться по жилищу вождя.

Вернее, неуверенными они были всего около минуты, а затем их поведение изменилось.

Сейчас они вели себя словно тараканы, стоило только им увидеть свет от фонаря.

А ещё спустя минуту я кое-что уловил в их поведении, и это мне очень не понравилось.

Все они почему-то двинулись в мою сторону, хотя всего несколько секунд назад ползали совершенно хаотично.

Глядя на их мощные магические ауры, я не стал рисковать, поэтому, не задумываясь, высвободил сразу огромный поток магической энергии и использовал сильнейшую свою защитную технику, превращая магический доспех в прочнейшую Чешую Василиска.

Ну а так как убивать мне этих тварей было нельзя, то вместо того, чтобы насытить технику отравой Венолингов или ещё более сильной – ядом Ласковой смерти, я просто воспользовался одним из самых простых, но действенных ядов в своём арсенале – парализующим.

И надо сказать, что сделал я это очень вовремя, так как буквально через пару секунд многоножки набросились на меня, и их маленькие челюсти вгрызлись в Чешую Василиска.

И по сути, мне не о чем было беспокоиться, ведь в следующую же секунду они должны были быть парализованными. Вот только всё пошло совершенно не так, как я планировал.

Какого…

Избранник Угла вылетел из своего жилища словно ошпаренный. Его Никсолендры сбежали, и это грозило всем очень большой проблемой, ведь это были далеко не самые обычные насекомые, которых ему Острый глаз за долгие десятки лет успел поймать не один десяток тысяч.

Нет, это были Никсолендры, которые получались путём очень долгого отбора, который проходил, следуя принципу «Выживает только сильнейший», суть которого была очень проста.

В замкнутом небольшом сосуде, защищённом магией дочери Избранника Угла, помещалось десять Никсолендр.

Первое время они друг друга не трогали, так как существами, несмотря на то, что являлись насекомыми, были далеко не глупыми и понимали, что нападение на другую особь обязательно приведёт к получению ран, а соответственно, и последующему отравлению.

Да, к ядам Никсолендры были довольно устойчивы, но не иммуны, а значит, и отравление от себе подобного было крайне неприятным и энергозатратным, ведь на восстановление нужно было не только время, но и силы.

Какое-то время эти существа игнорировали друг друга, ровно до того момента, пока у одной из многоножек «не срывало голову» от голода, и она нападала на другую. И вот тогда-то и начиналось самое интересное.

Никсолендры начинали жалить, кусать, царапать друг друга, пока одна из них не умирала. Стоило этому произойти, как выжившие сразу же пожирали её, тем самым восстанавливая немного своих сил, попутно становясь сильнее за счёт поглощения мяса, богатого магической энергий.

Также у укушенных друг другом особей повышался иммунитет к их собственному яду.

Проходило ещё время, пока кто-то из Никсолендр вновь не нападал на себе подобных, и цикл повторялся.

В итоге выживала только одна – самая сильная особь, которую друид помещал в отдельный сосуд и, разумеется, не кормил.

Когда таких сосудов находилось ещё девять, всех их помещали в один. Вот только теперь это были уже не совсем обычные Никсолендры.

Нет, эти твари были куда опаснее благодаря тому, что стали гораздо живучее своих обычных собратьев, сильнее как в магическом, так и физическом плане, а также обладали более сильным ядом, и главное – резистентностью к нему.