Но ведь это я разорвала бедолагу голыми руками и острыми зубами. Я, а не какой-то там вампир!

И теперь это навсегда останется со мной.

Тело мужчины, а точнее то, что от него осталось, лежало поблизости. Хотя, куда больше оно сейчас походило на кровавые лохмотья плоти. Пожалуй, даже на скотобойне виды были попривлекательнее.

Хотелось отвернуться, спрятаться, убежать. Сделать что угодно, лишь бы не видеть этого. Но я даже не попыталась.

С какой-то мазохистской настойчивостью и упрямством я заставляла себя смотреть на результат своей несдержанности.

На рваные ошметки, оставшиеся вместо шеи. На лужу крови, растекшуюся по полу. На голову, откатившуюся вбок. На распахнутые в страхе мертвые глаза, что смотрели прямо в мою сторону.

По щекам текли слезы, в груди было странно пусто.

Я перешла ту грань, отделявшую меня от прошлого. Прежняя Хоуп умерла окончательно, вместе с этим мужчиной, обагрив свои руки кровью. Теперь я больше не имела права искать в себе человечность.

И что мне делать? Как жить дальше?

Смогу ли я жить после того, что натворила?

Ха, можно подумать, Эш отпустит меня… только если прямиком на солнце, но так даже лучше.

Вряд ли мне будет больнее, чем сейчас.

Навалилась апатия. Пару минут назад я говорила с Эшем, до последнего надеясь на чудо. Но чуда не случилось, а теперь все рухнуло. И убегать мне было некуда.

Конечно, наверняка Викторий принял бы меня обратно, если бы я попросила. Возможно даже порадовался бы тому, что я осталась жива.

Но как бы я смогла смотреть в глаза старого танцора? Как смогла бы все ему объяснить?

Как смогла бы смотреть в глаза самой себе?

– Какая ирония судьбы, – до меня донесся смех Эша.

Вампир сидел у другой стены камеры, безумно улыбаясь и сверкая алыми глазами. Он тоже весь измазался в крови, так что сейчас походил на какого-то маньяка, только что закончившего свое черное дело. Вот только сегодня маньяком была я.

– Ты говоришь, что Майки спас тебя, – продолжил Эш, сплюнув на ненавистном имени. – Но если бы не его россказни, поцелуи и шутки, то тебя бы спас я. Я ведь действительно собирался забрать тебя, Хоуп. Я же звал тебя, но потом почуял запах аниса… его запах. Им пахли твои губы, Хоуп. Ты пахла чертовым анисом, Хоуп! Он заигрался в своей самоуверенности. Не думала, что поэтому он и спас тебя? Потому что осознал, что сам же тебя и погубил…

И Эш засмеялся еще громче.

Я видела его всяким.

Я еще помнила, как он лил слезы после моего обращения и просил прощения, но теперь знала, что все те слова были фальшью.

Я помнила, как он с наслаждением убивал слуг. Помнила, как в его глазах сверкала ненависть, когда он упоминал об Ольге, и, пожалуй, это являлось правдой. Пустой и мертвой, каким был сам вампир, всегда мечтавший лишь развеять скуку.

Сейчас же Эш и впрямь казался абсолютно безумным, но наверно это был первый момент за всю нашу историю, когда он говорил искренне и выглядел живым. Хотя бы потому, что сейчас ему незачем было притворяться.

Наконец смех вампира смолк, и он поднялся, устало проговорив:

– Пошли, что ли, выпьем виски.

Я поднялась следом. Меньше всего мне хотелось пить виски вместе с этим монстром, особенно после того, что он сделал.

Но сейчас я была точно таким же монстром.

В полной тишине Эш отпер дверь камеры, и вдвоем мы поднялись наверх, в ту самую комнату, где вчера ночью вампир заставлял меня рассказывать ему сказки.

Из шкафа Эш достал закрытую бутылку виски – у него было множество таких, расставленных по всему замку, порой в самых неожиданных местах.

Так же молча он наполнил два бокала. Протянул один мне, затем отсалютовал своим, залпом опустошив его.