Если Синтара и заметила кого-то из них, то никак этого не показала. Она охотилась – пролетала над берегами широкими полукружиями. Лефтрин пообещал себе присовокупить запись о Синтаре к своей коллекции карт и зарисовок течения реки. Он подозревал, что если дракон здесь охотится, значит, поблизости имеется твердая почва. Он не допускал мысли о том, что Синтара стала бы пикировать на добычу, рискуя обрушиться вниз сквозь кроны и завязнуть в трясине. И, конечно, она бы не кинулась на какого-нибудь речного оби-тателя. Такое исключено. За кустами и зарослями высоких деревьев должны оказаться низинные луга или пологие холмы – предвестники зеленых пейзажей Кельсингры. Это необходимо выяснить. Если не сейчас, то в ближайшем бу-дущем.

– Тинталья летит сюда?

Рэйн отвел взгляд от ярких глаз Малты, наполненных верой, и покачал головой:

– К сожалению, нет. Думаю, что если бы это была она, мы бы смогли ее почувствовать. Там кружится одна из молодняка, синяя самка по имени Синтара. Лефтрин сказал, что даже если бы мы ее позвали, ей негде было бы приземлиться. Но мы уже скоро доберемся до Кельсингры. Пара-тройка дней – и мы будем на месте. Так что не волнуйся, милая. И с Фроном все будет в порядке.

– Пара-тройка дней! – уныло повторила Малта.

Она посмотрела на их спящего ребенка. Она не решилась произнести вслух то, о чем думали они оба. Возможно, у их малыша нет в запасе даже нескольких дней.

Сначала во время их пребывания на борту «Смоляного» малыш немного окреп. Он сосал грудь и дремал, а когда просыпался, то внимательно таращился на родителей темно-синими глазками, потягивался, извивался и рос. Его ручки и ножки стали пухленькими, щечки округлились. Тельце ребенка приобрело здоровый розовый цвет, и он стал меньше походить на ящерку, – мать и отец осмелились робко наде-яться на то, что грозящая их ребенку опасность миновала.

Но затем улучшение исчезло. Теперь сон малыша стал беспокойным и тревожным. Он подолгу плакал и никак не мог угомониться. Кожа у него пересохла, а глаза отекли. Рэйн заставлял себя быть терпеливым, хотя он никогда прежде не сталкивался ни с чем столь невыносимым, как с необходимостью баюкать вопящего младенца. Он держал сына на руках часами, пока Малта запиралась в другой каюте и отдыхала. Родители перепробовали все: они туго пеленали малыша и добавляли в молоко ром, чтобы успокоить кишечные колики ребенка. Фрона подбрасывали, смешили, купали в теплой воде, укачивали… Ему пели колыбельные, его оставляли выплакаться, над ним рыдали. Ничто не прерывало его пронзительного нескончаемого крика. Рэйн чувствовал себя беспомощным и растерянным, а Малта погрузилась в глубокое уныние. Когда ребенок спал, кто-то из родителей всегда дежурил рядом. Они опасались того момента, когда он сделает вздох – и не начнет следующего.

– Пусть он поспит один. Пойдем. Встань и разомнись немного, подыши свежим воздухом.

Малта неохотно поднялась, оставив Фрона в его корзинке. Рэйн обнял ее за талию и вывел из парусиновой палатки на открытую палубу. Ветер крепчал, обещая новые дожди, но это не заставило щеки Малты зарумяниться. Она совсем измучилась. Рэйн взял ее за руку, ощутив тонкие косточки под бледной кожей. Волосы у нее свалялись и выбивались из золотистых кос, сколотых на голове. Он не помнил, когда она в последний раз их расчесывала.

– Тебе надо больше есть, – мягко сказал он и заметил, как она вздрогнула, как будто его фраза была порицанием.

– У меня много молока, и Фрон хорошо сосет. Но не похоже, чтобы это шло ему на пользу.