«Все не может забыть денег, что я купцу в рост отдал», — отметил я про себя. Кстати, надо бы братьев за новой партией иван-чая послать. Сразу же, как на новом месте освоимся.

— Буддал что-то про своего сынка рассказывал, который тоже в школу идет… — вспомнил я.

— Ага, — согласился дядька. — Фиддал. И жить будет там же, в имении — за это отдельная плата с родителей положена, кстати. Вот и спросишь у него, сколько это удовольствие стоило его отцу. Хорошо у Буддала дела идут, — задумчиво сказал Остах. — Старшего-то сына пристроить не смог — денег не хватило. А на младшенького расщедрился…

— Будет с нами работать — еще богаче станет, — уверенно сказал я. Моя каталка подпрыгнула на ухабе, и я чуть не прикусил язык.

— Ну-ну, — хмыкнул Остах, искоса бросив на меня насмешливый взгляд.

— Прости, Оли, — пробасил у меня за спиной Барат. —Камень из мостовой вывалился…

— А вы-то где жить будете? — подумал вслух я.

— Увидим. Если ничего не поменялось, тебе маленький дом выделят, а там и мы с тобой рядышком. По соседству с другими богатеями. Ты же почетный гость — ни за что не платишь: ни за обучение, ни за жилье.

— Почетный пленник, скорее. А пленников любят поближе держать. В дом к наместнику не законопатят?

— В имение? — развеселился Остах. — Чтобы Сивен тебя поселил в имении — это нужно, чтобы небо на землю упало. Он же не Векс Кней, пусть будет легок его путь… А Сивен — он из столичных, не очень-то любит неграждан.

— Неграждан?.. Я для него — вонючий горец? — догадался я. — И обуза?

Остах опять покосился на меня.

— Когда заново привыкну с тобой говорить? — сам себя спросил Остах. — Все верно: и про вонючего, и про обузу. На радость наместника, в этом году помимо тебя в Школу еще почетных… школьников определили. Буддал говорил — очень это Сивену не понравилось.

— И откуда они нарисовались? — удивился я. — У кого-то из соседей тоже детей в заложники берут?

— Берут, — зло дернул щекой Остах. — Арна подсуетилась — решили всех почетных пленников, как ты называешь, не в разных школах держать, а в одной.

— Понятно, — кивнул я.

— Об Эндире многие слышали. Наверное, поэтому атарианскую школу и выбрали. Так что теперь малолетние сыновья местных рексов, что дела с Империей имеют — с тобой будут учиться. Гордись!

«У бабы не было печали — купила баба порося».

За этими разговорами мы незаметно преодолели расстояние от госпиталя до площади. Чем ближе к площади мы подходили — тем теснее становилось вокруг.

Стремительное перемещение из гор в Атариан, нападения на меня, следующие одно за другим, мои тревоги и невеселые мысли лишили меня возможности с толком и расстановкой оглядеться по сторонам. От увиденных мельком городишек и городков у меня сохранилось одно впечатление — ощущение тесноты. Стены, стены и стены кругом, узкие улицы, нависающие карнизы крыш и стесненное, ужатое небо над всем этим. После гор, с их бескрайней небесной ширью над головой, городские пейзажи меня порядком угнетали. Правда, госпитальные хоромы и открытый двор, где я принимал бесполезные нефтяные ванны, немного поменяли мое представление. Или все объяснялось проще — лежа в ванне, можно было разглядывать далекие горы на горизонте?

Благодаря вышагивающим впереди Тумме и Йолташу мы продвигались без задержек. И даже ничью ногу не отдавили чудо-каталкой. Народ здесь был простой, неискушенный. Увидев нашу процессию, люди останавливались, ставили свои котомки и корзины с провизией на мостовую и глядели во все глаза, тыкая пальцами и хватаясь за голову.

Наконец здания расступились, и мы вышли на площадь. Неба над головой сразу стало вдосталь, и дышать стало легче. Грубую брусчатку улицы сменил знакомый по госпиталю гладкий мрамор. Кое-где на плитах виднелись высеченные цифры. Народ сновал по площади, торопясь к торговым рядам, которые галереей опоясывали одну из сторон площади, или неторопливо шел от них, груженный поклажей.