Он стиснул кожаный подлокотник.

– Все это так… странно. И так реально.

– Потому что это и впрямь реально. И не пытайся еще раз спрыгнуть с балкона.

Он отпустил подлокотник.

– Ладно. Судя по всему, реальны оба мира. Мы, во всяком случае, по-прежнему так считаем, верно? Ты пойми только, что после пятнадцати лет в том мире этот кажется больше похожим на сон. И прости, если порою я буду вести себя странновато.

Она улыбнулась и покачала головой. Он и впрямь был в чем-то «странноват», но в чем-то он оставался прежним, привычным Томасом.

– Смешно? – Он поднял бровь.

– Нет, но… Сам себя послушай – «прости, если порою я буду вести себя странновато». Не обижайся, братик, но звучит это несколько непривычно. Ладно. Расскажи еще что-нибудь.

– Когда шатайки отравили своей заразой разноцветный лес, людей поразила жуткая болезнь. От нее шелушится кожа и растрескивается плоть. Это очень больно. Глаза делаются серыми, тело пахнет тухлыми яйцами. Но Элион дал нам возможность спасаться от этой болезни. Сохранилось семь лесов – обычных, не разноцветных, и в каждом есть озеро. Если омываться в них каждый день, болезнь отступает. Живя в лесу, мы обязаны исполнять единственное условие – регулярно мыться и оберегать озера от осквернения кровью.

Она слушала его внимательно.

– Увы, в этот самый момент у меня с Ордой идет сражение, которое может положить конец всему.

– А что там с пророчеством?

– О том, что Элион сокрушит Орду одним ударом? Возможно, динамит и есть то самое средство Элиона. – Он поднялся, горя желанием поскорее осуществить свой план. – Поэтому, прежде чем вернуться, я должен узнать, как делают динамит.

– Я так понимаю, вы по-прежнему видите сны, – раздался у них за спиной голос Гейнса.

Кара вскочила на ноги. Уверенный голос и блеск в глазах заместителя госсекретаря на мгновение вселили в нее несбыточную надежду на то, что истинная драма разворачивается в иной реальности, там, в пустыне Томаса, где идет война, а штамм Рейзон – всего лишь выдумка.

Иллюзия.

Но Гейнс вернул ее на землю.

– Это хорошо, – сказал он, подойдя к ним. – У меня такое предчувствие, будто ваши сны нам вскоре понадобятся. В жизни не представлял, что могу сказать однажды нечто в этом роде, но, с другой стороны, я не представлял и того, что нам придется столкнуться с таким кошмаром. Выпьете что-нибудь?

Они не ответили.

– То, что ваш номер не охранялся, – мой личный недосмотр. Неприятно в этом признаваться, но изначально мы вас, Томас, недооценили. Ручаюсь, теперь дело обстоит иначе.

Томас промолчал.

Гейнс внимательно вгляделся в него:

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Вполне.

– Это хорошо, – он взглянул на Кару и снова перевел взгляд на него. – Вы нам нужны целым и невредимым.

– Вряд ли я смогу помочь еще чем-нибудь. Все изменилось.

Гейнс шагнул к Томасу, взял его за руку и отвел к окну:

– По-моему, вы плохо представляете себе общую картину, Томас… А выглядит она неважно. «Рейзон Фармасетикаль» только что завершила проверку куртки, оставленной неким мужчиной в международном аэропорту Бангкока. Этот человек, как докладывают, всполошил нескольких летных служащих, прежде чем подойти к медпункту, оставить на скамейке куртку и уйти. Что, по вашему мнению, было в куртке?

– Вирус, – предположила Кара.

– Именно. Штамм Рейзон. Как и обещал Вальборг Свенсон. Как предсказал не кто иной, как вы, мистер Томас Хантер. Мы в свое время недооценили всю вашу значимость и всю важность ваших слов. Вирус распространяется по воздуху. И это означает, что, если даже мы с вами еще не заражены, то заразимся прежде, чем вылетим в Колумбию. А к концу недели будет заражена половина Таиланда.