Среди кустов и молодых сосенок петляла не то дорога, не то тропинка, вся в выбоинах, в лужах. Машина, поскрипывая и раскачиваясь, ползла вдоль шоссе, уставленного автомобилями. Наконец впереди показалось проволочное заграждение. Мужчина заглушил двигатель и забрался по откосу к сетчатому забору. Неподалеку виднелась времянка таможенников. Как назло, на крыльце никого не оказалось. Пару раз мужчина неуверенно крикнул:

– Эй!

Но внутри вагончика играло радио, и никто его не услышал. Тогда он насобирал пригоршню шишек и стал их бросать. С третьей попытки удалось попасть в окно. Стекло жалобно задребезжало. Таможенник, чья широкая спина виднелась в окне, обернулся и нехотя свернул веер карт.

– Эй, начальник, – обратился он к Козлеятко, – твой братан приехал.

То, что мужчина на «опеле» никакой не родственник начальника смены и уж тем более не брат, знала каждая собака на границе. Ошмяны городок небольшой, и люди, что-то значащие в его жизни, знают друг о друге все. Но условности соблюдать приходилось. Раз начальник сказал, что владелец «опеля» двоюродный брат, – значит, так тому и быть.

– Опять за кого-нибудь просить станет, – фальшивое недовольство исказило лицо Козлеятко, но при этом глаза его радостно засветились.

Он неторопливо проследовал на крыльцо и приветственно помахал небритому мужчине за сетчатым забором.

– Ты чего, Леонид, камнями бросаешься? Стекло разобьешь – вставлять заставлю.

– Это же всего лишь шишки, – подмигнул Леонид и продемонстрировал кулак, с двух сторон которого торчали газетные хвосты.

Таможенник погрозил визитеру пальцем, при этом довольно улыбнулся. Козлеятко вплотную подошел к забору и поздоровался с Леонидом Новицким, бизнесменом из Минска. Поскольку ячейка в проволочной сетке была мелкая, здороваться пришлось не пожатием руки, а сцепив указательные пальцы.

– Сегодня ночью фура придет, – особо не боясь, что его услышат, говорил Новицкий, – ты уж, как всегда, обеспечь беспрепятственный проход товара.

– Ох уж эти мне бизнесмены! – вздохнул таможенник. – Мебель возите, а в документах указываете – дрова.

– Ну уж, не дрова, – изобразил обиду Новицкий, – а полуфабрикаты для мебельного, производства.

– Кончится когда-нибудь мое терпение.

Рука таможенника красноречиво искала в сетке ячейку покрупнее. Новицкий изловчился и просунул в дырку сверток с деньгами.

– Три штуки, как и договаривались. Совсем ты меня разоряешь.

– Я же не крохобор какой-нибудь, не все мне в карман идет. Такса существует, мне с литовцами делиться надо.

– Можно подумать, они с тобой не делятся.

– Они? – начальник смены сплюнул под ноги, – они скорей задавятся, чем лишнюю копейку переплатят. Наши, славяне, – другое дело.

Козлеятко говорил так для порядка. На той стороне границы в таможне служили отнюдь не литовцы, а те же белорусы и поляки, что и с восточной стороны. Многие из них являлись родственниками друг другу. Литовцем по паспорту был лишь начальник смены, да и тот носил подозрительную фамилию Баранаускас, Местные старожилы утверждали, что еще его дед по паспорту был Барановым.

Тутой скруток спрятался в широкой, как совковая лопата, ладони белорусского таможенника.

– Смотри, чтобы до девяти утра фура пришла. До пересменки, – предупредил Козлеятко, – сменщики заступят, не пропустят.

– Будет как всегда, – пообещал Новицкий, подмигивая начальнику смены.

Расстались они полностью довольные друг другом. У Козлеятко было не много таких хороших клиентов, как Новицкий. Обычно деньжата обламывались по мелочевке. А разницы нет: берешь десять баксов или десять тысяч – рискуешь одинаково. Объявился Леонид на пограничном переходе год назад и сразу же предложил выгодную схему: пригоняют фуру с мебелью, накладные же оформлены как на материалы – ламинированные плиты, древесный массив. Первое время Козлеятко удивляло направление, в котором Новицкий возит мебель: из Беларуси в Литву. Обычно же возили с запада на восток.