Дэнис прочел вслух то, что получилось; потом швырнул листок в корзину для бумаг и снова лег. Буквально через несколько минут он уже спал.

Мистер Барбекью-Смит отбыл. Автомобиль стремительно унес его на вокзал; о его недавнем присутствии напоминал легкий запах выхлопных газов. Во дворе его провожал внушительный отряд гостей и хозяев, которые теперь, когда машина скрылась за углом, возвращались назад – кто на террасу, кто в сад. Шли молча, никто пока не осмеливался высказаться об уехавшем госте.

– Итак? – произнесла наконец Анна, вопросительно подняв бровь и обернувшись к Дэнису. Должен же был кто-то начать.

Дэнис отклонил приглашение и переадресовал его мистеру Скоугану:

– Итак? – повторил он вслед за Анной.

Мистер Скоуган тоже не решился, а лишь эхом откликнулся:

– Итак?

Генри Уимбушу не оставалось ничего, кроме как высказать свое мнение:

– Весьма приятное дополнение к нынешним выходным, – скорбно сказал он.

Не слишком заботясь о том, куда именно идти, они шли по тисовой аллее, огибавшей террасу и круто сбегавшей вниз, к бассейну. Дом, собственную семидесятифутовую высоту которого дополняла еще и высота пристроенной террасы, возвышался над ними необозримой громадой. Непрерывные вертикали трех башен взмывали к небу, усиливая впечатление ошеломляющей высоты. На краю бассейна компания остановилась, чтобы оглянуться и обозреть дом.

– Человек, построивший это здание, знал свое дело, – сказал Дэнис. – Он был настоящим архитектором.

– Вы полагаете? – задумчиво произнес Генри Уимбуш. – Сомневаюсь. Его построил сэр Фердинандо Лапит, поднявшийся в царствование королевы Елизаветы. Он унаследовал имение от отца, которому его пожаловали во времена гонений на монастыри; изначально Кром являлся обителью монахов, а в этом бассейне они разводили рыб. Сэру Фердинандо было мало просто приспособить старые монастырские помещения под собственные нужды; используя их в качестве каменоломен, он соорудил амбары, коровники и прочие постройки, а себе возвел величественный новый дом из кирпича – тот самый, который вы теперь видите.

Он повел рукой в сторону дома; безмолвный, внушительный, суровый, почти зловещий Кром нависал над ними.

– Знаменательно в Кроме то, – вмешался мистер Скоуган, торопясь перехватить инициативу, – что он безусловно и даже агрессивно являет собой произведение искусства. Никакого компромисса с природой – скорее, противостояние и бунт против нее. Никакого сходства с Шелли за́мком из «Эпипсихидиона́» о котором, если мне не изменяет память, сказано:

Нет-нет, о Кроме подобной чепухи не скажешь. То, что крестьянские лачуги должны выглядеть так, будто они вознеслись из земли, к которой привязаны их обитатели, безусловно, правильно и уместно. Но дом образованного, культурного человека с изысканным вкусом ни в коем случае не должен выглядеть так, будто он вырос из глины. Он, скорее, должен быть олицетворением величественной отрешенности от грубой жизни природы. Со времен Уильяма Морриса[27] это является фактом, который в Англии, увы, так и не смогли осознать. Культурные и образованные люди здесь на полном серьезе всегда разыгрывали подобие крестьянской жизни. Отсюда причудливость нашей коттеджной архитектуры, искусств, ремесел и всего прочего. Отсюда в предместьях английских городов – бесконечные ряды одинаковых, нарочито затейливых подражаний жилищам усвоенного деревенского стиля. Бедность, невежество и ограниченность выбора материалов для строительства обусловили вид жилища, которое – в соответствующем антураже – безусловно, обладает своим обаянием живых камней. Мы же теперь, используя наше богатство, наши технические знания, широкое разнообразие строительных материалов, создаем миллионы стилизованных лачуг в совершенно неподходящем антураже. Можно ли придумать что-либо более нелепое?