— Сами стены красить будем? — предполагаю, подняв с полу кисточку в непонятной белой субстанции.

— А ты умеешь? — поигрывает бровями многозначительно. — Я сам тебя могу беленьким окрасить.

— Себя покрась, маляр неопытный, — раздражённо отвечаю и бросаю кисточку обратно.

Оглядываюсь вокруг, пытаясь сама хоть намёк на свой ответ найти, но его нет. Ни я, ни Марк в строительстве не смыслим. Отсюда вновь и возникает мой вопрос: какого чёрта мы здесь делаем?

— Вот в этой окраске я как раз и опытный, — кидает мне в спину, но мне уже плевать, потому что я иду в сад, где надеюсь побыть одна и разобраться в себе. Ситуация с тётей, сыном Алима и убийством его матери меня убивает изнутри. Я понимаю, что Карим прав, но я ничего не могу сделать с собой. Не могу я вновь сбежать. Да и куда? Солнцев ещё не вернулся. В Финляндию мне путь закрыт, как и во Францию.

Ужасное чувство — чувствовать себя везде никому не нужной, а там, где хоть кто-то считается с тобой — ненавистной.

Благо Марк мне в своей голове копаться не мешает. То и дело замечаю его выглядывающим из окна кухни, но не более. Лишь проверяет, чтобы не сбежала от него. А куда я убегу? Автобусы не ходят. Чтобы вызвать такси, нужно знать адрес, а чтобы заказать через приложение, нужно иметь банковскую карту для оплаты. А моя будет готова лишь через неделю.

Да и если сбегу, он всё равно меня найдёт. В моей же квартире. Заявится, и я слова ему сказать не смогу, потому что живу в служебной квартире, которая его компании принадлежит. Чёртовый круг безысходности.

А хочу ли я вообще находить выход из этой ситуации? Нет!

— Чего сидим и не работаем? — с претензией подходит шеф, заслоняя собой последние остатки вечернего солнца.

— Загораем, Марк Алимович, — кидаю и двигаю его в сторону, вновь подставляя лицо лучикам. — Принимаем солнечные ванные. Насыщаем клетки…

— Ясно, — перебивает меня, не давая лекцию по биологии зачитать. — Вставай! Я приготовил для нас вкуснейшее мясо. И привёз из города бутылочку вина под него.

— Пить будем? — уточняю с сомнением.

— Немного, — растерянно пожимает плечами, не понимая, о чём я. — А есть какие-то проблемы?

— Есть, — шепчу себе под нос, вставая. — У тебя память отшибает, — расправляю плечи и одариваю его улыбкой. — Никаких проблем, Марк Алимович. Просто спросила, — говорю уже ему, а сама мысленно смеюсь над своим первым ответом. Будет и правда забавно, если завтра он вообще не вспомнит это всё. Я видела, как он бокал вина пил, пока мясо готовил. — Пойдёмте.

— Да! Прямо в кухню! Там стол есть, — приглашающим жестом указывает в сторону дома, и я иду, словно на каторгу, потому что понимаю, что не просто так он меня в этот дом затащил и мясо с вином приготовил. Что-то здесь не так.

Если это не романтическое свидание, в чём я очень сомневаюсь, то меня хотят напоить и информацию получить. Знаю я эти приёмчики. Не первый год на этом свете живу. Но, видимо, Лапин решил иначе.

И мои ожидания и предположения сбываются ровно в тот момент, когда мы садимся за стол и делаем первый глоток вина. Марк сразу же начинает вести себя странно, а потом и вовсе предлагает сыграть в игру «Вопрос-Ответ». Довольно детская игра родителей и детей, когда те хотят из своих чад ответы на волнующие их вопросы получить.

— Где твои родители? — первым спрашивает Марк, разрезая свой стейк и накладывая себе салат, который сделала я.

Не люблю мясо на сухую есть. Мне всегда нужен салат или какой-нибудь гарнир к нему.

— Отец в тюрьме за махинации, — спокойно рассказываю. — Мать с отчимом во Франции, — пожимаю плечами, словно мне и правда безразлично, что родительница меня на мужчину променяла. — Ты был близок со своей матерью? — задаю свой вопрос Лапочке.