Налог не только способствовал созданию государства, он содействовал и его дальнейшему формированию. Налоговая система была тем органом, развитие которого инициировало развитие других органов. С помощью налогообложения государство проникало в частные хозяйства, получало все больший контроль над ними. К тому же налог приводит денежную экономику и дух расчета в те уголки, где их еще не было, и тем самым, в свою очередь, оказывает формирующее воздействие на тот организм, в котором он развился. Его вид и уровень определяет социальная структура, но, однажды возникнув, он становится рычагом, за который могут ухватиться социальные силы, чтобы изменить эту структуру. Однако вся продуктивность этой точки зрения здесь может быть лишь намечена в самых общих чертах.

Итак, поскольку «государство» и «налог» так тесно друг с другом связаны, возникает естественный вопрос: а нельзя ли с этой стороны попытаться приблизиться к пониманию сущности государства?[17]

Прежде всего, следует отметить, что для особого феномена «государства» – если это слово обозначает фактор социальной жизни, действие которого мы обнаруживаем в окружающем нас мире, а не только служит еще одним обозначением для «социальной общности» или «социальной организации» – не найдется пространства там, где «социализированы» все сферы социальной жизни и вся деятельность индивида растворена в социальном целом. Поэтому у примитивной орды нет государства: ее организация – это единство, выполняющее те функции, которые позднее достанутся государству, но оно еще не развило в себе какого-то особого государства. Если бы мы захотели найти в ней государство, то должны бы были просто отождествить его с социальным порядком.

По тем же самым причинам государства не было бы у социалистически организованного народа. Естественно, и такое социалистическое сообщество было бы субъектом международного права, а следовательно, и государством в международно-правовом смысле. Однако в его внутренней социальной организации отсутствовала бы государственная власть, которую можно было бы отличить от прочих общественных сил: если бы социализм был реализован путем захвата экономики государством, то в ходе своей собственной экспансии государство ликвидировало бы само себя.

Таким же образом обстояло бы дело и в ассоциации, состоящей из одних сеньоров и вассалов (разумеется, такового никогда не существовало, как не существует в чистом виде «свободной экономики», но его следует представить в теоретических целях, если мы хотим подходить к определенным историческим ситуациям, вооружившись ясными понятиями): в таком сообществе был бы полностью воплощен жизненный идеал. Из него исходили бы основные идеи индивидуальной жизни, которая обнаруживала бы свой смысл в максимальном приближении к сверхперсональному и абсолютному, которое только известно социальной действительности. Конечно, имелись бы части народа, остававшиеся вне этого круга. Однако они также принадлежали бы к этому миру – как рабочие животные. Без «взносов» крепостных крестьян замок Святого Грааля был невозможен. Однако они были непричастны к нему, как античные рабы не были причастны к духу Афин. Здесь был Бог, был сеньор, был рыцарь – выражение жизненной формы эпохи, – но не было государства, разве что в том смысле, в каком можно было бы говорить о государстве пчел. Когда поток продуктивных переворотов смывает этот мир, когда рыцарь забывает о Граале и вспоминает о своих земельных владениях, этот порядок разлагается, как раздувшаяся от гнилостных газов мертвая туша, – и распадается на множество индивидов и семей с тысячами противоречащих друг другу интересов.