Уже спустились сумерки, и ветки деревьев еле виднелись на фоне сумрачного неба. Было морозно, но снег еще не выпал, и, хотя мы старались ступать по разбитому асфальту как можно тише, шаги все равно гулкими хлопками разносились в вязкой тишине. На развилке стоял одинокий столб с подвешенной большой газоразрядной лампой, словно сообщая, что здесь самый центр кладбища. Свет в лампе пульсировал и менялся от зеленого до матово-белого, выхватывая из темноты гранитные памятники. Я смотрел на лампочку и слышал, как сердце стучит в такт этому мерцанию все громче и громче. Внезапно что-то застрекотало, зажужжало, и свет превратился в чуть различимую красную полоску.

Мы зажгли карманные фонарики, и ирреальность происходящего усилилась. Кресты, таблички, плиты, покосившиеся оградки – все сливалось в призрачный сон. Я и Славка протискивались сквозь этот нескончаемый лабиринт за Эдиком, который по каким-то ему одному известным ориентирам вел нас к склепу. Землисто-пряный запах тлена щедро разливался вокруг, щекоча ноздри и кружа голову. Внезапно какая-то большая птица с шумом взлетела прямо из-под наших ног, я вскрикнул и метнулся в сторону, больно ударившись о ствол дерева, упавшего на одну из могил. Эдуард обернулся и зашипел, прижав палец к губам. Метрах в десяти от нас смутным белесым пятном прорисовался склеп. Затаив дыхание и выключив фонарики, мы подобрались поближе. Покой погребенных охраняли мраморные ангелы: один без головы, другой без крыла. Ступени, ведущие к входу, превратились в каменное крошево, но можно было различить небольшую дверь. В щели между дверью и стеной был виден слабый свет. Эдик осторожно заглянул внутрь и знаками показал, что внутри кто-то есть, потом на цыпочках подошел к нам, расстегнул мою сумку и выудил молоток. Потом достал бутылки с бензином, спички и вручил все это добро нам.

«Иди к двери и мяукай, как кошка», – просипел он Славке, а сам встал с другой стороны. «Мяу, мяу», – это было скорее похоже на плач ребенка. Из склепа выскользнула темная фигура. Мелькнул молоток, и я услышал звук удара. Крик жертвы слился с торжествующим воплем Эдуарда. Славка застыл как вкопанный, а я принялся поливать бензином дергающееся на земле тело, потом поджег и бросил целый коробок спичек. Живой факел осветил окрестности, потом принялся кататься, вскочил и бросился бежать. Вопль, наполненный нестерпимой мукой, перешел в жуткий хрип. Человек обхватил какой-то крест, словно он мог его спасти, потом сполз по нему, продолжая гореть. Другая тень появилась из-под земли, Эдик с силой махнул молотком, промахнулся, не удержался и упал на колени. Тут уже Вячеслав вышел из оцепенения, поджег бутылку и мгновенно швырнул ее в тень. Бензин взорвался, длинными огненными языками облизал силуэт со всех сторон. Я увидел, что это женщина. Ее длинные волосы горели, сворачиваясь клубками красной проволоки, кожа сморщивалась на глазах и лопалась пузырями. Как ни странно, она не кричала, а только громко стонала. Женщина упала, потом вскочила и побежала назад к склепу. Снова упала, выгнувшись дугой, потом поджала под себя обгоревшие ноги и затихла. Смрадный запах горелого мяса заполонил все вокруг. Эдуард, все еще с молотком в руках, спустился в склеп, мы со Славкой – за ним. Трепещущий свет огарка свечи, стоявшего в консервной банке, выхватил из полумрака подземелья кучу тряпья. В него был завернут ребенок. На его чумазом личике, как пуговки, блестели испуганные глаза. Эдик протянут Славке нож.

«Это тебе не кошка, Вячеслав. Это нужно сделать, чтобы он не мучился, – проговорил Эдуард, пристально глядя на нашего друга. – Все равно ведь умрет». Проверив пальцем остроту лезвия, Славка поднес нож к горлу младенца и полоснул по сонной артерии. Ребенок вскрикнул, забился в конвульсиях. Рана на тоненькой шее заплевалась струйкой крови, и глаза-пуговки остекленели. Дальше помню смутно. Деловитый Эдуард спрятал трупик младенца и нож в одну из провалившихся могил, закидав мусором. «Отребье общества, бродяг», – пояснил он нам, – никому не нужны». И оказался прав. Опасения, что будут кого-то искать, не подтвердились. Но с тех пор мы стали по разным причинам избегать друг друга.