Вспоминает М. Орбакас: «Кристина была очень спокойным ребенком. Ее кроватка стояла рядом с нашей. Она просыпалась раньше нас и тихонько играла… Мне тоже приходилось и пеленки ее стирать, и манную кашу варить. Кстати, это у меня получалось лучше, чем у Аллы. Я хорошо размешивал, а у нее то ли не хватало терпения, то ли что-то отвлекало, но каша у нее часто подгорала…»

В июне молодым дали новую квартиру – на Рязанском проспекте. Родители Пугачевой устроились в доме напротив, что было очень удобно: молодые – на пятом этаже, родители – на восьмом, окно откроешь, помашешь рукой – и никакого телефона не нужно.

Тем временем к осени Пугачева успела пресытиться ролью кормящей мамы и теперь мечтала только об одном: как бы побыстрее вернуться на сцену. В ноябре это возвращение состоялось, и Пугачева стала солисткой ВИА «Москвичи». Читатель спросит: а как же новорожденная? Естественно, она без присмотра не осталась: помогали сначала коллеги Пугачевой, а потом и ее мама. Дело было так.

Хорошо нам известный Олег Непомнящий возглавил новый ВИА «Москвичи», созданный при Росконцерте. В ансамбле имелся один вокалист (Юлий Слободкин), но этого показалось мало, и Непомнящий решил добавить еще и вокалистку. И лучшей кандидатуры, чем хорошо знакомая Непомнящему Алла Пугачева, трудно было себе представить. И вот в один из ноябрьских дней руководитель ВИА отправился в дом, где обитала певица. Далее послушаем рассказ самого О. Непомнящего:

«Поднявшись по ветхим ступеням, я постучал, и Алла сама открыла мне дверь. Из квартиры пахнуло умилительными детскими запахами – глаженого белья и кипяченого молока. Мы поздоровались, она пригласила меня войти, как-то машинально, не обрадовавшись и не удивившись моему приходу. Во всем ее облике сквозила бесконечная усталость, будто бы каждое движение давалось ей с трудом. Как все творческие люди, она тяжело переносила образовавшуюся вокруг нее пустоту. Работа была ее главным стимулом в жизни, она не могла, не умела быть счастлива одними семейными заботами, ни любовь к мужчине, ни любовь к дочери не могли поглотить ее целиком, без остатка. Возможно, она сознавала это и мучилась чувством вины за то, что она не такая, как все «нормальные» женщины, пыталась обуздать себя и соответствовать образу идеальной матери.

Я сбивчиво, то перескакивая с пятого на десятое, то вдруг вдаваясь в ненужные подробности, объяснил ей цель своего визита, закончив свою речь решительным предложением о совместной работе. Она сопротивлялась мне, как Ева сопротивлялась обаянию змея-искусителя:

– Ты что, с ума сошел! У меня маленький ребенок! Кто с ней будет нянчиться? Ты что ли?

– А хоть и я! – парировал я в запальчивости и тут же сообразил, что это заявление вряд ли сойдет мне с рук…»

Короче, Непомнящий уговорил Пугачеву вернуться на сцену, но сам вынужден был переквалифицироваться в няни, поскольку молодая мама, поймав его на слове, заставила Олега сидеть с ее дочерью. Правда, так продолжалось недолго, так как вскоре к делу воспитания девочки подключились бабушки и дедушки с обеих сторон.

Освобожденная от значительной доли материнских обязанностей, Пугачева рьяно бросилась делать карьеру. Что было естественно, поскольку деньги молодой семье были необходимы позарез. Тем более что в конце 1972 года они получили новую квартиру и ее надо было обустраивать. Новым жильем оказалась отдельная двухкомнатная квартира в девятиэтажке на Новокузьминской улице, рядом с мебельным магазином. Именно в последнем молодые приобрели первую значительную вещь – польский гарнитур из 12 предметов. К тому времени Орбакас зарабатывал на эстраде по 350–400 рублей, а Алла, будучи солисткой в оркестре Олега Лундстрема – около 180–200 рублей.