– Ах да. Вроде вспоминается.

– Отец… – Ами кивает на одну из фотографий, – был на соседнем сиденье.

– Случайно или…

– Чисто случайно. Не преднамеренно.

– Это с какой стороны посмотреть, – говорит Рэнди. – Если Эрл Комсток часто катался на лыжах, довольно велика вероятность, что рано или поздно он оказался бы в пятидесяти футах над землей рядом с ветераном-вьетнамцем.

– Без разницы. Я просто хочу сказать, что мне неохота об этом говорить.

– Я с ним познакомлюсь? – спрашивает Рэнди, глядя на фотографию.

Ами закусывает губу и смотрит на горизонт.

– В девяноста процентах случаев его присутствие на борту означает, что происходит нечто необычное. – Она открывает люк и, придерживая крышку, показывает Рэнди на высокие ступеньки.

– А остальные десять?

– Ему скучно или он поссорился с подружкой.

Рулевой «Глории» занят своим делом и не обращает на них внимания, что Рэнди воспринимает как знак профессионализма. В рубке множество самодельных столов из толстой фанеры или старых дверей, все свободное место занято электроникой: здесь есть факс, машинка поменьше, выдающая сводки погоды, три компьютера, спутниковый телефон, несколько радиотелефонов на базах для подзарядки, эхолот и другие гидроакустические приборы. Ами подводит Рэнди к большому экрану, на котором что-то вроде черно-белого фото гористой местности. «Локатор бокового обзора, – объясняет она. – Незаменимая вещь для такого рода работы. Показывает, что на дне».

Ами смотрит на одном из компьютеров текущие координаты и что-то быстро прикидывает в уме.

– Эрнесто, пять градусов вправо, пожалуйста.

– Есть, мэм, – говорит Эрнесто и поворачивает на пять градусов вправо.

– Что вы ищете?

– Бесплатное приложение, – объясняет Ами. – Маленький бонус для наших клиентов – экскурсия с показом достопримечательностей. Видите? Вот. – Она мизинцем показывает что-то, секунду назад возникшее на экране.

Рэнди нагибается и всматривается. Явно антропогенное образование: мешанина прямых углов и прямых линий.

– Похоже на груду обломков.

– Так и есть, – отвечает Ами. – Когда-то это была значительная часть филиппинского национального достояния.

– Что?!

– Во время войны, – говорит Ами, – после Перл-Харбора, но до того, как японцы заняли Манилу, правительство опустошило казну. Все золото и серебро упаковали в ящики и вывезли на Коррехидор – якобы для сохранности.

– Что значит «якобы»?

Ами пожимает плечами.

– Это Филиппины. У меня такое чувство, что определенная часть ушла на сторону. Однако много серебра оказалось здесь. – Она выпрямляется и кивает на Коррехидор за окном. – Тогда считалось, что Коррехидор неприступен.

– Когда примерно?

– В декабре сорок первого – январе сорок второго. Так или иначе, скоро стало ясно, что Коррехидор падет. В начале февраля одна подводная лодка забрала золото, вторая – людей, которых нельзя было оставлять неприятелю, вроде дешифровщиков. На серебро подлодок не хватило. Макартур оставил Филиппины в марте. Ящики с серебром выносили ночью и бросали в море.

– Вы меня подкалываете?

– Лучше утопить, чем оставить японцам, правда?

– Да, наверное.

– Японцы подняли значительную часть серебра. Они взяли в плен американских водолазов на Батаане и Коррехидоре и заставили их работать. Однако пленные ухитрялись припрятать часть серебра и передать филиппинцам, которые тайком доставляли его в Манилу. Серебра было столько, что оно совершенно подорвало японские оккупационные деньги.

– Так что мы видим сейчас?

– Остатки ящиков, развалившихся от удара о дно, – говорит Ами.

– А после войны серебро еще оставалось?