Но вчера вечером Ланасса видела такой только на одном постояльце. На Шуасе.

– Ну, короче, я парням скажу, что ты уж выздоравливаешь.

– Не трудитесь, господин капитан, я скоро им сам скажу. Или в мирное время меня обратно не возьмут?

Грау, командир городского ополчения (тридцать четыре года, коренаст, грубое скуластое лицо, темные волосы), ответил не сразу. Искоса посмотрел на собеседника.

Тот сидел на койке. Валяться в присутствии командира не подобало, а встать ему Грау не разрешил. Доктор сказал – нельзя ему пока вставать, хоть он и порывается.

Вид у Латрона был не то чтоб страшный, но несколько жутковатый. Голову ему перед операцией обрили, и сейчас вместо привычной белобрысой шевелюры глазам посетителя предстал лысый череп со свежими шрамами – уже не врагом, а ножом хирурга оставленными, – впрочем, они частично были скрыты за бинтами. Парень и всегда-то был худ, а сейчас еще больше спал с лица. Глаза, однако, у него блестели – и блестели злобно, как это бывает у деятельных людей, которых принуждают вести неподвижный образ жизни. Словом, взглянуть – так сущий каторжник. Каким Латрон, наверное, сейчас и был бы – не случись, на его бродяжье счастье, эта война. Бывают такие люди – в мирное время от них приходится ждать всяческих неприятностей, а вот на войне от них одна лишь польза. За год военных действий в пустошах Грау не раз имел случай в этом убедиться. Малый не только был храбр и обращался с оружием лучше многих побывавших в переделках солдат, у него еще и голова неплохо варила – не зря же его взял в ученики Керавн, который во всем Димне считался колдуном. И Грау счел, что нашел себе заместителя.

Но Латрона как раз умная голова и подвела, а также знания, нахватанные у колдуна. Именно ему принадлежала затея с подкопом и оползнем у Мероссы, которую Грау и доверил ему осуществить. И все бы хорошо, но, то ли что-то не до конца Латрон рассчитал, то ли просто не успел увернуться, прилетело ему при том оползне по умной голове, и оказался он под завалом. Сумел выбраться, но был таков, что отрядный костоправ сказал – не выживет. Упрямый малый, однако, выжил и даже встал на ноги, только вот рана на голове заживала плохо и лихорадка не проходила. Поэтому Грау и решил отправить его не в городской лазарет, а к Керавну, может, тот смекнет, как помочь бывшему ученику.

Керавн, как потом рассказали капитану, отрядного лекаря крыл последними словами – мол, допустил, чтоб осколки кости в ране остались. И, по словам самого же Латрона, «черепушку ему вскрывал». Грау был рад, что не видел этого. Он привык видеть, как латают и прижигают боевые ранения, но вот когда в голову лезут с ножом – как-то неприятно. Но Латрону это вроде бы пошло на пользу. И теперь он выздоравливает.

– Что ж, возвращайся. Найдем мы тебе дело…

– П-п-понятно…

Что там понял Латрон, Грау выяснять не стал. Сказал: «Ну, до скорого» и двинулся к выходу. В коридоре обретался бледный черноволосый парень, слуга, наверное. Или нынешний ученик.

– А доктора дома нету, – неизвестно зачем сообщил он.

Нету так нету. Так даже лучше, наверное. Не вступая в пустопорожние разговоры, капитан вышел из дома на улицу. На душе у него было паршиво.

Не смог он сказать Латрону, что обратно его, скорее всего, не примет. И не только потому, что вряд ли нынешний Латрон обретет прежнюю ловкость в движениях, а речь его, слишком гладкую и складную для бывшего бродяги, порой перебивает заикание. Просто Грау уже приходилось замечать, что означают подобные признаки у людей, получивших такие ранения. Если они выживают, то потом страдают от сильнейших головных болей, из-за этого у них портится нрав (а у Латрона он и без того был не сахар), прежние весельчаки становятся угрюмцами, а у некоторых вообще начинаются припадки, из-за чего они опасны для окружающих. Оно Грау в городской страже надо?