Стоять – значит признать преступление, сказать правду и принять неизбежные последствия. Бежать – значит просто исчезнуть, попробовать скрыться, надеясь, что тебя не поймают. Прятаться – самый сложный вариант из всех. Он требует тщательного планирования, целеустремленности, самообладания и решимости; он не сулит покоя, но зато скрывает много подводных камней.

Неизвестно, взвешивал ли Ракстон сознательно эти варианты, но это всегда единственные доступные пути, и, учитывая характер доктора и сложившиеся обстоятельства, его выбор был логичным.

Он не мог сдаться, рассказать о своих ночных кошмарах, своей ревности, своей слабости. Этого ему бы не позволила гордость. Не мог он и убежать: его было легко опознать и ему некуда было идти; кроме того, он не мог бросить детей. Нет, единственным выходом было – заметать следы, и как у врача тут у него были неоспоримые преимущества: его интеллект, его медицинский и хирургический опыт, а также познания в области судебной медицины. Он всегда был уверен в своих профессиональных навыках и поэтому решил, что сможет перехитрить полицию.

Приняв это решение, Ракстон взялся за осуществление одного из самых изощренных и амбициозных планов сокрытия преступления в британской криминальной истории. В конечном счете этот план привел его к виселице и печальной славе монстра, не имеющего себе подобных среди всех преступников XX века. Но в тот злосчастный уик-энд в сентябре 1935 года у него были более неотложные дела, чем размышлять о таких перспективах. Ему нужно было избавиться от двух трупов, убрать кровавое месиво и продолжить создавать видимость абсолютно нормальной жизни. Его дети спали в своей комнате всего в паре метров от окровавленных тел; теперь ему нужно было одновременно присматривать за детьми, продолжать вести свою активную врачебную практику и следить за тем, чтобы не раскрылся его обман. Других вариантов у него не было, но он был абсолютно уверен, что добьется успеха.

Глава 5

Гарденхолм-Линн: история сержанта Слоуна

Воскресенье, 29 сентября 1935

Конец лета 1935 года на шотландских равнинах выдался дождливым. Из-за бесконечных дождей последние туристы разъехались по домам раньше обычного, к концу сентября. Пик охоты на куропаток миновал, и в отелях и гостевых домах на границе было тихо. Настало время специальных предложений и организованных туров.

После затяжной экономической депрессии у людей наконец-то начали появляться деньги, и их снова начали тратить, хотя и осторожно; для отелей таких городов, как Моффат, это была надежда на спасение.

Как и многие другие маленькие города, Моффат сильно пострадал от десятилетней депрессии, а также от того, как много молодых жизней унесли Первая мировая война и последовавшая за ней ужасная эпидемия испанского гриппа. Ткацкая и прядильная промышленность так и не оправились от экономического спада – и оправиться им было уже не суждено. Пострадало даже сельское хозяйство: многие работники ферм не вернулись с войны, а даже если бы и вернулись, то были бы не нужны – теперь их заменили тракторы. Многие старые фермерские дома и усадьбы стояли заброшенными и постепенно приходили в негодность, либо их сдавали в аренду людям, приехавшим поохотиться и порыбачить.

Семья Джонсонов и их друзья приехали из Эдинбурга в Моффат на выходные 29 сентября и остановились в гостеприимном отеле Buccleuch Arms, чтобы отдохнуть, подышать свежим воздухом и вдоволь насладиться красотой Приграничья[4]. В воскресенье после обеда Сьюзен Джонсон и ее мать решили прогуляться и отправились на север по дороге, ведущей в Эдинбург. Отойдя от города на пару миль, они остановились передохнуть у моста, перекинутого через речку Линн в живописном месте под названием Гарденхолм. Сьюзен облокотилась на парапет с южной стороны моста, глядя вниз, на русло речушки, расстояние до которого составляло около 12 метров. Тогда, как и сейчас, это было глубокое ущелье, усыпанное каменными валунами, с поросшими березами крутыми берегами. В то воскресенье каменистое русло ущелья было почти сухим: паводок, вызванный недавними дождями, сошел, оставив лишь тонкую струйку воды.