– Откуда знаешь.

– Дэнни, – Оливия вздыхает и качает головой. – Просто поешь, выпей чай и ложись отдохнуть, хорошо?

– Ладно. Оливия целует меня и встав с кровати идет в сторону гардеробной комнаты.

– Ты куда-то уходишь?

– Сегодня крайнее обследование перед родами. – Ее голос доносится из гардеробной.

Черт! Черт возьми! Как я мог забыть об этом? Я бросаю взгляд на настенный календарь. Сегодняшняя дата обведена красным маркером с подписью "обследование". Какой же я идиот. Я буквально вскакиваю с кровати, едва не перевернув поднос.

– Милая. Боже, прости меня. Я. Я не специально.

– Ты шутишь? – Оливия надевает полосатый кардиган. – Я же не истеричка, Дэнни, Я все понимаю, – Она подходит ко мне и обнимает настолько крепко, насколько ей позволяет живот. – Я прекрасно съезжу сама. уже вызвала такси. Не стоит переживать, это только осмотр.

– Это меня не оправдывает.

– Почему ты вообще должен оправдываться? У тебя пропала сестра, а ты переживаешь, что не поедешь смотреть, как у меня берут кровь?

– Дело не только в этом, я ведь совсем не уделяю тебе внимание сейчас.. Мне очень жаль, правда. Я тебя люблю.

– Я это знаю, – Оливия улыбается и целует меня. – Сейчас я должна оказывать тебе поддержку. Хватит все взваливать на себя только потому, что ты мужчина. Это не справедливо.

Я издаю смешок.

– Ты удивительно мудрая. Я даже не представляю, чем тебя заслужил.

– Не заворачивайся этим вопросом. – Оливия улыбается. – А теперь пей свой чай и живо в постель.

Роберт Беннет. Сейчас около шести вечера, и я пришел в цветочный салон своей жены. Закрывшись изнутри, я вывесил табличку Закрыто и включил свет. Не хочу, чтобы Кэтрин вернулась в такой беспорядок. Она обожает это место. Я осмотрелся вокруг себя. Надо же, столько пыли успело собраться. Затем я бросил взгляд на цветы. Многие из них завяли без каждодневной замены воды и подрезания. Магазин понесет убытки, но я понимаю, что сейчас Дэнни совершенно не до этого. Думаю, мне потребуется около часа, чтобы навести здесь порядок, поэтому я тут же приступил. Некоторые цветы придется выбросить, какие-то еще можно спасти. Помимо этого, я планирую протереть пыль, вымыть витрины и пол. Я люблю чистоту, и мне никогда не составляло труда ее наводить. Признаюсь, мне нелегко находится здесь, но. Дома куда сложнее. Я помню, как купил его для нас, помню, как мы выбирали обои и мебель, и даже как вешали шторы в гостиную. Что, если она больше не вернется? Я тут же гоню от себя эту мысль, продолжая заниматься уборкой. Я выбрасываю в мусорный мешок десяток цветов, думая о реакции Кэтрин, увидь она это. Она так любит цветы и, кажется, знает о них буквально все. Помню, она даже хотела вырастить свой собственный сорт. Как только я заканчиваю, то выношу мусор на улицу, запираю дверь и ухожу оттуда как можно скорей.

Когда я вхожу в дом, то не включаю свет, а какое-то время стою в дверях в полу мраке. Свет фонаря из окна освещает часть гостиной и лестницы. Кэтрин любила перевешиваться через перила, чтобы я поцеловал ее. Я всегда ругал ее за это, боясь, что она может упасть. Я прохожу в гостиную и сажусь на ступеньки лестницы. Я смотрю на диван. Когда я сидел на нем, работая за ноутбуком, Кэтрин подходила со спины, крепко обнимала меня за шею и кусала за ухо и плечо. Так глупо, но она любила видеть, как я злюсь от этого. Ее это веселило. Она – то самое веселье, непосредственность и вздор, который разбавил мое занудство, рациональность и порядок. Мы прекрасно дополняли друг друга. Я отказываюсь верить в то, что она ушла из моей жизни.