Припечатываю ее губы ртом. Казалось бы, что такого… Полный контакт, мать вашу. Взрыв.
Святоша не двигается. Не отталкивает. Никак не сопротивляется. И я, усиливая давление, размыкаю ее губы своими – нетерпеливыми и отчего-то дрожащими.
Позволяет... Она, мать вашу, мне позволяет.
Что за хрень?
Каждую секунду готов к отпору, и все же, наглотавшись ее дурманящего дыхания, углубляю поцелуй. Осторожно скольжу между мягких губ языком. Пробую ее на ощупь. Пробую на вкус. Пробую… И меня попросту разносит в щепки.
Совсем другая страсть между нами разгорается. Совсем иная… Ослепленный вспышкой одуряющего голода, со стоном касаюсь ее языка своим. И Машка отвечает. Она, мать вашу, отвечает… Ее движения неопытные, жадные, страстные. И все – мои. Для меня.
Черт возьми…
Машка… Моя Машка… Титова…
Что все это значит?
После злости, которая как кислота разъела мозги, никакого четкого плана у меня нет. С надрывом понимаю лишь то, что наши с Титовой отношения после этого не будут прежними. Такое не забудется. Нет… Не получится сделать вид, что ничего не было.
Вот только… Я отчаянно хочу, чтобы это не заканчивалось. Хочу еще больше. Все, что можно. Похоть нутро скручивает. Простреливает огненными судорогами. Я вздрагиваю. Из груди прорывается хриплый стон. Прямо в Машкин сладкий рот, потому что не могу ни на секунду от нее оторваться.
Титова… Святоша… Моя Маруся…
Вашу мать…
Она ощущает мое безудержное возбуждение. Стоит качнуть бедрами, мне в рот перетекает ее резкий вздох, а следом – низкий дрожащий стон. И все же расслабляется и предоставляет возможность полноценно чувствовать ее тело. Рвусь твердокаменным членом ей между ног. Толкаясь в девственную промежность, норовлю пробить не только разделяющие нас слои ткани.
Я, мать вашу, хочу лишить ее невинности. Хочу завладеть ею. На всех правах себе забрать.
«Сайонара, бой[1]», – проскальзывает в пустой голове голосом папы Тита.
Выходит и заходит, да.
Выпуская Машкины руки, ловлю обратно ладонями, едва она их только начинает опускать. Припечатываю к матрасу по бокам.
Моя она. Здесь, в этом гребаном бункере, только моя.
Поцелуй с моей подачи становится интенсивнее, напористее и откровеннее. Мы тяжело дышим друг другу в рот. Лижем. Посасываем. Прикусываем. Толкаемся языками.
Машка… Маруся Титова… Моя святоша…
Не могу поверить, что все это происходит в реальности. По ощущениям понимаю, что не очередной сон. Нет, это чистейшее сумасшествие. Не просто ядерная смесь. Неразбавленный атомный концентрат. Он выжигает все, что было и есть. Приносит совсем новые крайности.
Я не знаю, чем это закончится. Не думаю. Не могу думать. Уверен, что и святоша мало что сейчас соображает. На все сто отдается неуемному урагану эмоций.
Такие уж мы. Суждено нам друг друга любить или покалечить, сделаем то и другое на совесть. И здесь уже нас никто не остановит.
Со знакомым гулом вырубается электричество, и мы с Титовой, словно застигнутые на месте преступления воришки, буквально отлетаем друг от друга. Точнее, я отлетаю, а Машка – с дурной силой дергается вверх по кровати. Слышу, как головой к изголовью прикладывается.
– Черт… – единственное, что звучит между нами.
Больше не произносим ни слова. И без того слишком много сегодня наговорили, а после – наделали…
Эмоции продолжают колошматить тело и душу, даже когда перебираюсь на свою кровать.
Машка… Моя Титова… Моя…
Она отвечала… Мы целовались… Она рядом… Она так близко…
Вкус ее и запах до сих пор ощущаю.
Хочу еще. Хочу еще больше. Хочу.
Как теперь тушить это пожарище? Как?