И все.

Я так резко вскакиваю на ноги, что стол опрокидываю.

Конечно, бью ему морду. В мясо. У самого по кисти кровь течет, но остановиться не могу. Пока Ридер не оттягивает.

Машка кричит. Долго кричит. Домой пешком идем, потому что я весь в крови, а она – в слезах. Голосит, как ненормальная.

– Я не думала, что он меня поцелует… Не ожидала... Ярик…

Пытаюсь оторваться, но она упорно волочится, за руку хватает и тарахтит. Тарахтит без остановки.

Видеть ее не хочу. Не готов. Голову склоняю и отворачиваюсь.

– Давай, входи! Скройся с глаз, – ору перед домом.

– Зачем ты так?

Потому что мне, мать твою, больно. И я к этому оказался охренеть как не готов.

Обхватываю руками голову. Не заботясь о том, что, вероятно, размазываю кровь, прочесываю пятерней волосы.

– Входи, чтобы я видел. Пошла, блядь, в дом. Сейчас же!

– Ну и пойду! Достал ты меня… Достал! Звонить тебе не буду! Никогда! Ненормальный…

Эти воспоминания затягивают, словно воронка. В губительную черноту. В добавку к нынешнему настроению – убийственная комбинация.

– Мне он даже не нравился, – слышу, как Титова оправдывается. – Так получилось. Я не ожидала, что поцелует.

– Ну да, глазки строить и крутить хвостом – это ты всегда пожалуйста… А как к делу – не ожидала!

Сам не верю, что это говорю. Ненавижу ее обижать. А сейчас, получается, делаю это намеренно.

– Считаешь, я его спровоцировала? – уточняет святоша, пыхтя от негодования.

– Считаю, да, – резко выталкиваю.

– Это очень обидно! Если ты не извинишься, мы поссоримся так же сильно, как и тогда… В то утро…

– Мои извинения ничего не изменят, Маруся, – зажимая между пальцами сигарету, сотрясаю руками воздух. – Когда до тебя уже дойдет, что извинения ни хрена не лечат?

– Так, значит? Ты у нас самый умный? Сам извиняться не умеешь и обесцениваешь, когда это делают другие? Ну-ну… – вскакивает на ноги. Светит фонариком мне в глаза. – Я ухожу!

– Давно пора! Проваливай скорее, – ладонью ослепляющий луч отражаю. – Не я тебя за собой притащил.

– Не ты, – соглашается тем же высоким и возмущенным тоном. – Знаешь что… Мне страшно, но терпеть, когда ты такой, я не собираюсь.

– Прекрасно. Молодец. Одобряю.

– Кретин! Полный кретин.

– Ага.

Как ни удивительно, она действительно уходит. Растолкав потоками воздух, вылетает из ванной. Слышу, как в коридоре темп сбавляет, но не возвращается.

Я дыхание задерживаю, прислушиваясь.

Тишина. Лишь сердце по-прежнему в ребра долбит.

Знаю, что Машка дрожит там, в комнате… Но не могу туда войти. Не могу к ней приблизиться. Эмоциями размазало. Злоба дикая, на нее в том числе. Но больше на себя, конечно.

И желание это бешеное, дурное, отчаянное… Чтобы моей была. Только моей.

Зачем?

Понимаю же, что с Титовой нельзя просто поиграть. Так чего добиваюсь? У меня что, яйца лишние?

Упорно хочу ее. Хочу больше всего на этом проклятом свете! Вот уж дичь несусветная…

Вернувшись в комнату, слышу, что все еще не спит. Вертится. Учащенно дышит. Громко сопит.

И все же не делаю попыток помириться.

Впервые оставляю ее спать в одиночку.

13. 12

Мария

Напряжение нарастает. И я не знаю, что с этим делать. Хочу быть ближе к Яру. А он, напротив, как будто все дальше и дальше отстраняется. Даже, когда шутит, выдерживает какую-то незримую дистанцию между нами.

От этого так больно.

Если бы мы были на свободе, я бы страдала. Здесь же и подавно. Ни одной близкой души рядом нет. Хочу его обнять, тянусь всей душой, а он только ворчит и бесконечно грубит.

– Я приготовила суп, – заглядываю в ванную, где Ярик целыми днями дымит сигаретой.

Как промышленный завод, блин.