Конечно, Белаш не стал говорить Морозову о том, что знает, как живут-маятся офицеры. Не его это дело – в жизни старших «товарищей» копаться. А вот об уставе, почему бы с офицерами и не поговорить. Но об этом откровенничать перед особистом он не собирался. Потому что об уставе Вадим говорил только со старшим лейтенантом Голиковым – командиром четвертой башни. А откуда Морозов знает об этих «уставных» разговорах? Сам Голиков едва ли рассказывал что-либо особисту. Кто еще в курсе? Белаш не раз говорил в КДП об уставе и, кажется, при этом упоминал Голикова. Но в боевом посту рядом с Вадимом были только свои, проверенные Пасько, Старик, Шуша. «Стукач» Слепа при тех разговорах не присутствовал – его место в помещении электрической агрегатной…

Еще к ним в КДП часто забегает «Матроскин». Настоящая его фамилия не очень подходит к флоту – Солдаткин, потому-то и «перекрестили». Служит Матроскин наборщиком в корабельной типографии. А заодно пишет в корабельную и флотскую газеты и еще в боевой листок, который рассказывает о жизни подразделений и висит на почетном месте в каждом кубрике «Суворова». Вадим давно дружит с «питерцем» Матроскиным. Веселый, умный парень, хороший рассказчик, балагур. Не может он быть «стукачом»…

Морозов тогда отложил в сторону какой-то документ и кивнул:

– С таким рвением в конце службы изучать устав – это похвально. Очень, очень похвально, – вцепился взглядом в Белаша. – И что же думают о корабельном уставе наши офицеры. Может, считают его недостаточным? Может, в нем требуется что-то изменить? Дополнить? Что-то убрать?..

Белаш нахмурился непонимающе:

– Нет, что вы… Устав написан кровью многих поколений моряков, и его нужно всячески придерживаться…

Морозов скривился:

– Похвально-похвально… Но почему некоторые матросы его не придерживаются? Что там случилось с вашим младшим товарищем в носовой группе управления? Как могло такое произойти?

Конечно, особист знал о Чекине, окончательно уверился Белаш. И Слепа все видел, и еще полкубрика. Но ведь в этом не было ничего необычного. Это происходит со всеми «годками» и «карасями», во всех кубриках. Этим даже офицеры грешат.

Вадим покачал головой:

– Если такое и случается, то это неправильно. Нужно придерживаться устава…

– Похвально-похвально… – снова повторил Морозов. – Как ты знаешь, согласно уставу, и наказания могут последовать. Какие можешь назвать наказания?

Белаш с готовностью отрапортовал:

– Выговор, наряд вне очереди…

Морозов махнул рукой:

– Ну, это за мелкие провинности. А за серьезное нарушение устава?

Вадим и тут не медлил:

– Гауптвахта…

Морозов опять скривился:

– А за преступления, что делают с военнослужащими?

Тут Белаш ответил не сразу:

– Дисбат… Дисциплинарный батальон…

– Вот именно, дисбат, – удовлетворенно кивнул Морозов, уловив тревогу в голосе Вадима, – год-два, которые не включаются в срок прохождения военной службы. Если отслужил два года, то плюс, например, еще год дисбата, и только потом уже свой оставшийся год дослуживать. И даже те, кто уже три года отслужил, будут свой срок в дисбате от звонка до звонка отбывать. Не так ли, знаток устава?

– Так точно, «та-ша», – выпалил Белаш.

Морозов как бы добродушно кивнул:

– А чем в свободное время с товарищами занимаетесь, кроме изучения устава?…

Тут Вадим как бы глубоко задумался:

– Ну… читаем газеты: корабельную «На боевом посту», нашей флотилии «На страже Родины», еще нашего Тихоокеанского флота «Боевую вахту», еще «Комсомольскую правду» и, конечно, «Правду» – коммунистический орган. Еще изучаем материалы 26 съезда КПСС, Продовольственную программу, принятую на майском Пленуме ЦК КПСС для преодоления товарного дефицита в стране…