Санни сидел за письменным столом, в одной руке он держал желтый блокнот, в другой – карандаш. При нем был только caporegime Тессио, его-то Майкл узнал и сразу понял, чьи это люди в доме, откуда взялась эта новая дворцовая охрана. Тессио тоже держал блокнот и карандаш.

Увидев вошедших, Санни встал из-за стола и обнял жену Хейгена.

– Не бойся, Тереза, – сказал он. – С Томом все в порядке. Они только хотят передать с ним свои предложения, а значит, отпустят. Он же не по оперативной части – он просто наш адвокат. Им проку нет его трогать.

Он отпустил Терезу и, к немалому удивлению Майкла, притянул его к себе и чмокнул в щеку. Майкл отпихнул брата и ухмыльнулся:

– То всю жизнь лупцевал, а то – нате вам, телячьи нежности! – Они вечно дрались мальчишками.

Санни передернул плечами.

– Пойми, старик, я беспокоился, когда обнаружилось, что тебя нет в твоей богом забытой дыре. Мне бы, конечно, начхать, если б тебя уложили, – да матери как скажешь? Хватит того, что про отца пришлось объявить.

– Ну и как она?

– Молодцом, – сказал Санни. – Ей не впервой. Мне тоже. Это ты был тогда сосунком и мало чего смыслил, а вырос уже в мирной обстановке. – Он помолчал и прибавил: – Она у него в больнице. И он выживет.

– Как насчет того, чтобы и нам съездить? – спросил Майкл.

Санни качнул головой.

– Мне в таких обстоятельствах нельзя отлучаться из дому, – сухо сказал он.

Зазвонил телефон. Санни взял трубку, приник к ней с напряженным вниманием. Майкл как бы невзначай шагнул к столу и заглянул в желтый блокнот брата. На листке значились семь имен. Первыми – Солоццо, Филипп Татталья и Джон Татталья. Майкла точно кипятком ошпарило: значит, он прервал Санни и Тессио в тот момент, когда они составляли список людей, которых надо убить.

Санни положил трубку.

– Обождите в гостиной, а? – сказал он, обращаясь к Терезе и Майклу. – Нам с Тессио нужно тут кое-что закончить.

– Что, насчет Тома звонили? – Жена Хейгена спросила это с несвойственной ей резкостью, но и едва не плача от страха. Санни обнял ее за плечи и подвел к двери.

– Слово тебе даю, с ним ничего не случится, – сказал он. – Посиди там пока. Я как что-нибудь узнаю, сразу выйду к тебе.

Он закрыл за ней дверь. Майкл теперь уже сидел в большом кожаном кресле. Санни окинул его быстрым цепким взглядом и вернулся на прежнее место за столом.

– Гляди, Майк, – сказал он. – Будешь тереться возле меня, услышишь такое, что сам будешь не рад.

Майкл закурил.

– А вдруг я пригожусь, – сказал он.

– Э нет, – сказал Санни. – Отец мне век не простит, если я дам тебе ввязаться.

Майкл вскочил.

– Слушай ты, бревно, он же мне отец! Мне что, не положено, если я могу помочь? А я могу. Не обязательно идти палить в народ – я помогу иначе. И хватит обращаться со мной как с маленьким. Я, между прочим, воевал. И меня ранили, не помнишь? Я людей убивал, японцев. Ты чего испугался? Что я в обморок упаду, оттого что ты кого-то хлопнул?

– И вообще – сдавайся, руки вверх, – усмехнулся Санни. – Ладно уж, оставайся, будешь сидеть на телефоне. – Он повернулся к Тессио. – Мне как раз о том звонили, чего нам недоставало. – Он оглянулся на Майкла. – Кто-то их навел на отца. Может быть, Клеменца, а может, и Поли Гатто – что-то очень он кстати прихворнул сегодня. Я теперь уже знаю кто, но поглядим, как ты шевелишь мозгами, ты же у нас образованный. Ну, Майк, кто продал нас Солоццо?

Майкл снова сел, откинулся на спинку кожаного кресла. Не торопясь, перебрал в памяти то, что знал. Клеменца в семейном синдикате Корлеоне занимал должность caporegime. Благодаря дону Корлеоне Клеменца сделался миллионером, больше двадцати лет он дону близкий друг. Ему принадлежит одно из ключевых мест в организации. Что выиграл бы Клеменца, предав своего дона? Деньги? Он очень богат, но ведь, с другой стороны, людям всегда мало. Власть? Хотел сквитаться за старую обиду, за мнимый недостаток внимания? Не мог стерпеть, что должность consigliori досталась Тому Хейгену? Или – из деловых соображений, полагая, что Солоццо одержит верх? Нет, невозможно, чтобы Клеменца был предателем. И тотчас Майкл с грустью понял – оттого лишь невозможно, что он не хочет Клеменце смерти. В детстве толстяк всегда приносил ему подарки, водил гулять, если отец был занят. Нет, все же никак не верится, что это Клеменца предал.