Фотей, сын опального мелкого служащего, после окончания школы, скорее всего, мог быть отправлен в углежоги, в лучшем случае – писарем в заводскую контору, но, видимо, гены предков в его теле сложились таким причудливым «узором», что мальчик поражал учителей и экзаменаторов своей памятью, склонностью к иностранным языкам, математическими способностями. На его успехи в учебе обратили внимание сначала приказчики заводской Нижне-Тагильской конторы, написали донесение в Главную Петербургскую, а оттуда оно, как водится, было переправлено в Италию, владельцу всех фабрик, рудников, заводов и дворцов господину Н.Н.Демидову.

Много лет Николай Никитич из-за плохого здоровья жил во Флоренции, управляя своей уральской империей, как тогда говорили, «дистантно». Получал отчеты из России, принимал решения, писал инструкции на нескольких листах, отправлял своих поверенных, в случае надобности, с инспекцией. Ежегодно он требовал от своих приказчиков и отчеты об успехах лучших учеников заводской школы. Отбирал лучших и посылал учиться в Европу. Так было дешевле по нескольким причинам.

В российские высшие учебные заведения, в частности, Петербургский горный корпус (институт), принимали только дворян, готовили их для казенных заводов и рудников. И если бы довелось переманивать новоиспеченных специалистов, то сколько жалования им нужно было положить? Да ведь они еще и ехать в этакую глушь не хотели!

А тут свой, крепостной, сколько в его обучение денег ни вложи, останутся при тебе, да еще «возвернутся» сторицей, если учеба впрок пойдет. На этот счет у Николая Никитича была своя теория. Известно его высказывание из письма 1820 года управляющему М.Рябову: «Хоть крепостные и имеют иногда упущения или непозволенные присвоения – однако же не в большом виде. Напротив же вольный, если что сгадит, то сверх обыкновенного, и может случиться так, что будет чувствительно, ибо он не опасается отдачи в солдаты или другого штрафа. Крепостной же всегда имеет оное на замечании, а потому боится большого ущерба; притом имеет родственников, коим также худым своим поступком не захочет навлечь неудовольствия»…

Наступил 1821 год. Демидов распорядился привезти лучших учеников в Петербург. На их транспортировку особо и не тратились: сажали на барки, составлявшие так называемые демидовские «железные караваны». На них сначала вниз по горной реке Чусовой, затем по Каме и Волге доставлялась продукция всех уральских заводов в Центральную Россию, а потом в Европу и в Англию.

Глава 2. Юноши с «железных караванов»

«Железными караванами» назывались флотилии барж (барок) и каменок, на которых с уральских – частных и казенных заводов доставлялась продукция в центральную Россию. Они получили своё название еще в первой четверти XVIII века. Именно тогда перед Демидовыми встал вопрос о транспортировке железа, меди, оружия в Москву и Петербург. Водный путь, самый распространенный в те времена, был наиболее быстрым, экономичным, но опасным. В самом начале маршрута – по горной реке Чусовой – нужно было справиться с её бурным нравом.

Российская газета «Ведомости» 18 июля 1703 года сообщала: «…привезли к Москве из Сибири в 42 стругах 323 пушки великих, 12 мартиров, 14 гаубиц из того железа зделанных; да с теми же пушками привезено железо, стали, уклады немалое число, и еще ожидаем другого каравана вскоре. А в Сибири вельми умножается железный завод и такова добраго железа в Свейской земле нет». (Урал тогда назывался тоже Сибирью).

С того времени за более чем столетнюю историю сложилось несколько поколений уральских сплавщиков: лоцманов, штурманов, смотрителей караванов, которые знали все опасности Чусовой. Почти все, – так как горная река – не таблица умножения, всегда может преподнести сюрпризы.* (См. Приложение)