В те времена представиться учеником Бертье, было что-то вроде визитной карточки. Все сразу понимали высший уровень «пилотажа». Кстати, Александр Гумбольдт и Густав Розе в своих книгах и в частной переписке, упоминая об уральском молодом ученом, всегда подчеркивали этот факт. Швецов был лучшим учеником Пьера Бертье, и еще за год до окончания Горной школы профессор писал Н.Н.Демидову, что «m-e Schwetsoff» уже сейчас способен руководить любым предприятием в горнозаводском хозяйстве Нижне-Тагильского округа. Анри Вейер докладывал Демидову, что Фотий удостоен дружбой со многими профессорами Горной школы, но прежде всего – с Пьером Бертье.

В течение 1824-1825 Швецов посещает лекции по эксплуатации рудников и машин, которые там используются; металлургии черных, цветных и драгоценных металлов с описанием оборудования, необходимого для производства каждого из них; по геологии, минералогии и химии. Помимо лекций в расписании предусматривались занятия в лабораториях и чертежной. На третьем курсе Фотий занимался практической химией и разработкой планов создания машин и заводов.

Как жили пансионеры Демидова в Париже? Подробности малоизвестны. Но есть документальное свидетельство более позднего времени. Его написал Н.С.Лесков, назвав свой очерк «Русские в Париже в 1863 году».

Условно всех русских парижан он делит на две категории – «елисеевцев» и «латинцев». К первым относятся аристократы и богатые путешественники, живущие в районе Елисейских полей. Ко второй категории – молодые россияне, приехавшие в Париж учиться. «Русское народонаселение Латинского квартала в Париже состоит преимущественно из одних молодых мужчин, включительно от 20 до 40 лет. Большая часть этих людей состоит из молодежи, приехавшей в Париж слушать лекции известных профессоров. Тут есть медики, ветеринары, филологи, историки и юристы. Последних менее, чем всех прочих…

Из молодых людей, живших зиму 1863 года в Париже для собственного образования, часть послана в Европу на счет министерства народного просвещения; остальные жили на свои собственные средства. Все это народ не только небогатый, но даже очень нуждающийся и еле-еле сводящий концы с концами.

…Более всего русских живет всегда в большом отеле Corneille против театра Одеон За комнату, чисто и удобно меблированную, с мягкой и всегда опрятной постелью наши русские обыкновенно платят от 30 до 40 франков в месяц (т. е. от 7 до 10 рублей). В такой комнате всегда есть двуспальная кровать с двумя матрацами; комод, шифоньерка с выдвижною доскою для письма (секретарь); два шкафа в самой стене, один с полками, другой с вешалками; шесть стульев, два кресла, бронзовые часы на камине (которые, однако, очень часто не ходят); умывальник на столике из серого мрамора и такой же ночной столик со всеми удобствами у кровати: подсвечники, чернильница и даже пресс-папье и различные фарфоровые и бронзовые безделушки для письменного стола или для женского туалета. Всегда все рассчитано на парочку, ибо почти каждый парижский студент всегда живет с гризетой: швеей, корсетницей, перчаточницей или цветочницей. В Париже понимают, что не благо быть человеку одному.

Наши русские в Латинском квартале довольно редко живут бобылями, а большею частью, по местному обычаю, тоже женятся на гризетах…

Парижская гризета – человек удивительно приспособленный к парижской жизни: она практична, экономна и всегда так мастерски сообразит свой семейный бюджет с средствами своего сожителя, что никогда не зарвется, и в день нового получения денег в кармане ее кокетливого передничка еще, верно, будет 10–15 франков, убереженных на случай, если бы новое получение денег почему-нибудь затянулось. Бобыль живет гораздо бестолковее…