– Обязательно, и темноты дожидаться не стану. Я не хочу становиться свидетелем убийства. Точнее, соучастником. Если бы вы знали, насколько мне все это противно. Тьфу.

– Что ж, как знаете… Это ваше решение.

– Последняя просьба…

Панова поморщилась. Просить Зубова ни о чем не хотелось, но иначе нельзя. Кровь из носа надо позвонить на работу, в газете порядки строгие, а на место Пановой метит одна баба по фамилии Коробкова, любовница одного очень большого человека. Пока она всего лишь корреспондент, пешка, не обремененная талантами. К тому же совершенно безграмотная. В слове «корова» сделает две ошибки. Но с ее звериной хваткой, неуемным аппетитом и умением терпеливо дожидаться подходящего момента есть все шансы пройти в ферзи. Любовник замолвит за нее словечко, да и сама Коробкова переспит с кем угодно, хоть с главным редактором, хоть с помощником верстальщика, лишь бы своего добиться.

А тут такой шанс выпал: заведующая отделом светской хроники без объяснения причин, даже без звонка, просто не выходит на работу. Подставляет своих подчиненных, всю газету. Из этого можно такое кадило раздуть, тошно станет.

Панова не сильна в подковерной борьбе, у нее нет любовника с огромными связями и деньгами. А с приходом нового хозяина газеты все осложнилось. Положение у нее пока прочное, она журналист с именем. Но на памяти Лены из-за пустяка со службы вылетали и не такие именитые. Надо обязательно дозвониться шеф-редактору, объясниться, сказать, мол, заболела или придумать что-то поубедительнее… Это не важно. Главное – поговорить и отпроситься… Ясно, выбраться отсюда не так просто, придется очень долго идти, а потом доехать до аэропорта на попутках или автобусе.

Но все проблемы решают деньги, а деньги у нее есть. И не только рубли. За подкладкой сумки восемьсот баксов. Этого хватит, чтобы избежать формальностей и проволочек при оформлении авиабилета. Ей нужно немного времени. Максимум через три дня она будет в Москве. И постарается забыть обо всех злоключениях.

– Я видела у вас спутниковый телефон, – сказала Панова. – Мне нужно позвонить. Не беспокойтесь. Позвонить не в милицию и не в ФСБ. Всего лишь на работу. Завтра я дежурю по номеру. Если не появлюсь, не отпросившись, меня просто турнут со службы. Сейчас запарка, корреспонденты не вышли из отпусков. И заведующая отделом вдруг… Как бы это сказать… Загуляла.

– Без проблем, – кивнул Зубов. – Я сам двумя руками за служебную дисциплину. Но если вы скажете одно лишнее слово, только одно… Я оборву разговор.

– А я подумала, за одно лишнее слово вы пристрелите меня из своего поганого ружья.

Время медленно приближалось к обеду, желудок Девяткина, не проглотившего с утра ни крошки, глухо урчал, требуя пищи. Но обедом в квартире не пахло. Зато в воздухе витал запах нафталина и какой-то аптечной дряни.

Маргарита Николаевна, младшая сестра покойной поэтессы Волгиной, расположившись за круглым столом у окна, сосредоточенно работала. Грызла кончик шариковой ручки, морщила лоб, делала очередную запись на листке бумаги. И, уставившись в потолок, долго сидела с открытым ртом, вспоминая, какие именно ценные вещи исчезли из квартиры старшей сестры. Девяткину оставалось только наблюдать за этими манипуляциями и время от времени, чтобы не заснуть, задавать очередной уточняющий вопрос.

– Вот вы пишете, что у Ирины Николаевны хранились две пары мужских часов, золотые «луковицы» фирмы «Мозер», предположительно тысяча девятьсот десятого года выпуска, – он потыкал пальцем в первую исписанную страничку. – Это что, абсолютно одинаковые часы?