– Что случилось? – спросила она.

– Несчастный случай, – сказала Эмма. – Старуха под трамвай попала. Теперь надолго все встанет.

– Бесполезно ждать, – подхватила Карин, – пойдем на «пятерку». Она до Норрмальмсторг идет, а там уже можно пересесть.

– Как же так получилось? – спросил Давид. – Не видела трамвая?

– Не знаю, она, похоже, и не смотрела. – ответила Эмма. – Шла, говорят, под зонтиком и ничего вокруг не замечала.

Вместе они вышли на Карлавеген и пошли к остановке. Перед ними на горе вырастала, как древняя крепость, церковь Энгельб-ректс. Сначала склоны с трудом угадывались в промозглой тьме. Но вот они подошли ближе: идущие уступами лестницы поднимались вверх, с двух сторон охватывая террасы, огороженные серо-коричневыми каменными стенами. Фонари на столбах светили слабо, но даже в полумраке ощущалась торжественность. Сама церковь наверху казалась неправдоподобно огромной с бесконечно высокой башней, на которой светились большие круглые часы. Айна раньше думала, что церковь названа в честь ангела – энгель, – так звучит это по-шведски. Но оказалось, что она названа не в честь ангела или святого, а в честь национального героя: Энгельбрект Энгельбректсон. Он был вождем народного восстания в средние века.

Они дошли до остановки. С другой стороны улицы, напротив церкви, стояло здание бывшей женской тюрьмы. Тюрьму давно закрыли, в здании находился теперь государственный архив, но Айне всегда было интересно, как осужденные женщины там когда-то жили.

Среда, 9 ноября

В среду Давид хотел поймать Айну до начала занятий, но она пришла поздно, торопилась, пообещала подняться к нему после занятий. Он ждал и не ждал. Сегодня, как всегда в этот день, он не находил себе места. Он пытался погрузиться в музыку, но воспоминания не оставляли его. Чтобы не думать, Давид заиграл «Bei mir bist du schoen» и вдруг услышал веселый и звонкий голос, Айна напевала шведский вариант песенки:

– А я знаю эту песенку, и на шведском, и на английском, – сказала она.

– Все ее знают, – ответил Давид. – А знаешь, что значит первая фраза? Откуда она?

– Не знаю. Из какого-то американского фильма? Ее Элла Фицджеральд пела. И сестры Эндрюс тоже. У нас была пластинка.

– Песенка из Америки, да, но в фильмы потом попала. А «Бай мир бист ду шейн» на идиш это значит: для меня ты самая красивая.

– Идиш? Это что?

– Это еврейский язык. Убитый язык…

– Разве можно убить язык?

– Можно. Если убить всех, кто на нем говорит.

Давид встал и отошел к окну.

– Ты знаешь, какой сегодня день? – спросил он, не оборачиваясь.

– С утра была среда, – пошутила Айна. – 9 ноября заканчивается.

– Да, день закончился и началась Ночь разбитых витрин. Теперь это называют красиво «Хрустальная ночь». Ноябрьский погром.

Он опять замолчал и уставился в темноту.

– Что такое погром? – спросила Айна.

– Погром, – Давид повернулся, но не глядел на Айну, – погром означает разрушение и уничтожение. Это из русского, от слова «громить», то есть разрушать, ломать, убивать. Громить и убивать евреев. Для начала. Начинают всегда с евреев.

Он наконец поднял голову и посмотрел на Айну.

– Я еврей, ты не заметила?

– Нет, – искренне сказала Айна. – Я не умею различать людей… так.

Давид молча складывал ноты. Вдруг Айна спросила:

– Ты еврей, значит, ты был в лагере?

– Нет. Откуда ты знаешь про лагеря?

– Знаю.

– Мне всегда казалось, что здесь никто ничего не знает.

– Где здесь?

– В школе, в городе, вообще в Швеции. Никто не хочет знать.

– Расскажи.