– Да уж, то что надо персонажи.

– Заводские, менеджеры, СИЗО, семипудовые бабы с рынка, – аппетитно загибал пальцы Ленц, – не протолкнуться от бесов. И обязательно кто-то подсядет с потусторонней биографией и неполной поллитрой.

– Так поехали, дополним картину. Без нас она недовершённая, – решительно сказал Лутковский.

– Давай допьем сначала, – уточнил Ленц. – Для такой поездки и состояние соответствующее надо приобрести.

– Согласен, – рассмеялся Лутковский.

– Тогда наливай.

– Лутковский…

– Ну что?

– Посмотри, что это за толпа бредёт?

– Ага, с похорон возвращаются люди, – Владимир нервно дёрнул за рукав Ленца, который в упор рассматривал идущих людей, при этом чуть ли не до половины высунувшись за борт балкона.

– Что такое? – недовольно оглянулся Ленц.

– Идём отсюда, а то еще на поминки позовут.

4

Ленц, заложив ногу за ногу, сидел за кухонным столом и настойчиво терроризировал Лутковского. Основным его требованием было спуститься в квартиру самоубийцы – он упорно называл Олега Глоту именно так – и помянуть его вместе с родственниками, соседями и друзьями. Лутковский яростно отвергал столь дикое предложение друга и настаивал на первоначальном плане ехать на Лукьяновку, подальше от поминального застолья. Он грубо настаивал на том, что Ленц, увлекающий его на поминки, окончательно рехнулся и не отдаёт себе отчета в своих действиях.

– Ты там совсем с ума сошёл, – горячился он, – сейчас пьяные припрёмся вдвоем… Счастье-то какое на голову родным…

– Ты не прав, Володя. Во-первых, мы не пьяные, а выпившие, и наше состояние не является аномальным в этих обстоятельствах. А во-вторых, это только на обычных посиделках лишний, тем более незнакомый гость – обуза. Поминки другое дело. Там каждую голову считают. Чем больше поминающих, тем как бы величественнее сам покойник. Также важен социальный статус присутствующих. Вот тебя ведь наверняка знают в доме как человека порядочного.

– Что ты мелешь? – недовольно перебил друга Лутковский.

– Неужели за порядочного не держат? – хмельно улыбнулся Ленц.

– А за что меня считать порядочным человеком? – пожал плечами Лутковский, – вот если бы родня Олега сейчас услышала, о чём мы с тобой разговариваем, то наверняка набила бы нам наши гнусные рожи, или, в крайнем случае, наплевала бы в бесстыжие глаза.

– За что? – возмущённо удивился Ленц.

– А ты считаешь, не за что?

– Конечно, не за что. То, что я не сочувствую родственникам этого Глоты, не значит, что я совсем пропащий человек. Наверное, если бы издох я, то и они вряд ли искренне посочувствовали бы моим близким. Скорее всего, поинтересовались бы обстоятельствами смерти. Сказали бы дежурные слова о том, что нужно крепиться, и занялись бы своими повседневными заботами. Это не цинизм. Это самозащита человека.

– Нет, я с тобой точно не пойду туда – решительно заявил Лутковский.

– Это отчего же? – театрально изумился Ленц – отчего именно со мной не пойдёшь? – буйно спросил он Лутковского.

– Ещё не хватало, чтобы ты там бутылку украл.

– Ничего не проси. Сами дадут, – неточно процитировал Булгакова Ленц.

– Этого только не хватало. Тебе что, на бухло не хватает? – возмущенно буркнул Лутковский.

– Экий ты непонятливый, – осуждающе посмотрел на друга Ленц.

– Ну что еще? Я действительно не понимаю.

– Идем, спустимся за поминальный стол – и через десять минут всё поймёшь. Ведь всё по настроению, и по моему, и по твоему настроению, как я понимаю.

– Ну вот откуда ты знаешь о моем настроении? – возмущённо дёрнулся Лутковский.

– Да вот оттуда. Иначе не стал бы ты с порога докладывать мне о своих замыслах написать повесть, да еще жаловаться на то, что эта повесть упорно не пишется. А между прочим, вот тебе тема, вот тебе «тыл» под самым носом, во всей пугающей и необузданной красе.