Останавливаться в первых двух комнатах – лишнее. Столы были на своих местах, дверь же в третье помещение, наверное, закрыла она сама, когда выходила. Она уже знала, что её нужно только толкнуть, беспрепятственно войти и увидеть незыблемый стол со стулом. Снова сесть, чтобы выкурить сигарету (горстка пепла от первой сигареты всё ещё томилась на краю стола), опереться локтем, чтобы укрыться от льющегося из окна светового потока. Она отыскала в сумочке зажигалку, проследила взглядом за первым колечком дыма, извивающегося в лучах заходящего солнца. Сигарет хватит до утра. Теперь можно опереться на столешницу и позволить взгляду раствориться во мраке у дальней стены. Конечно же, она в любой момент могла уйти. Но могла и остаться. Наверное, это так красиво: луч, который медленно плывёт по стене, мало-помалу удлиняя тень и её самой, и стола, и стула.

Или же навсегда замереть – луч, застывший вместе со всем остальным, с нею и с неподвижным дымом, в котором, не останавливаясь, кружит пчела.

/ Москва /

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ

2017–2021 ГОДОВ

сон кукует, тень куёт

всё становится краями

и ликует как своё

солнце отдавая яме

чем затылками горбы

колотить свои, пойдём-ка

от судьбы и от трубы

как танцуя, как подёнки

прощелыги прощены

не бывают, но пируют

дуя чаю на луны

зыбь сырую, часть вторую

снег каких-то вещей

синей тряпки наждак

шкафа трещина щель

с шумом грузовика

в снега скрип входит шаг

а над ним человек

а над ним беломор

отпускает себя

но не как невермор —

как форевер, как пар

дальних широких труб —

кругл и прав, слаб и груб

Верлен просверлен и по нём

стреляют в тире

небесном – медленным огнём

пули висят

ни даже первая ещё

не долетела

а им уже потерян счёт

рýжья несут

мы смотрели на собак

мы смотрели на кабак

мы смотрели на табак

мало ли прекрасных лодок

получается из рук

в них несёшь друг дружке сердце

оно падает из рук —

вверх, всплакнёт планетой Марсом

самолётиком мигнёт

хмыкнет Фрейдом, крякнет Марксом:

мысли – крылья, чувства – гнёт

в крýжке железной подпрыгнув, вода

прыгает снова, и на проводах

копится каплями; капли ползут

как поезда – те, что письма везут

от разлюбивших – не любящим: там

дождь начинается, бьёт по цветам

1

идут солдаты

трам-прам-брам

идут монахи

храм храм храм

идут сапожки

хруп-пип-хром

всем понемножку

гром гром гром

пуля солдата

не бери

похоть монаха

не бори́

гóре сапожкам

плюх-хлюп-грязь

всё понемножку

зря зря зря

2

колóтится лодочка

о серый причал

ангельское воинство

в березняк сквозит

а другое воинство —

ельником сырым

…ночь качает лодочку

а там день кричит

чтó я буду буду ли

баю-баю где

и когда разбудят нас

для новой земли?

в одной чаше пепел сор

кость и яма лжи

а в другой горят водой

камни-голыши

и чáши качаются

баю-баю-бай

колóтится лодочка

спит день

ночь не спит

3

плуги

флаги их – грачи

их ван Гоги – силачи

едут в нашем балагане через дождика лучи

о'бручи

«ад и обратно»

львы летучего ума

едут как слепые пятна через спящие дома

через

крышу небосвода

и свобода впереди

слёзы распирают грудь, и цепи рвутся на груди

с камнями в карманах идёт жонглёр

за синими днями как война

с тяжёлой слезой посреди груди

когда она выйдет – он умрёт

о Франция мысли и листвы —

всё в тебе ползёт-поёт!

летучие тучи, шерсть огня

небесного, как в следах колёс

когда время вышло и пришло —

одно и есть что свет слёз

планета Земля – как в руке земля

и морось вслед дрожи звёзд

что ты видишь как лесное

как лесное лицо это – стог снега

это – сноп зноя

это – цепь, на которой сидит лист-царь

отвернуться угнаться

обознаться уткнуться —

в всё чужое родное

только и биться

превращаясь в просветы – не дыша, зная