Неиспорченный, прекрасный, добрый и не по возрасту холодный и рассудительный мужчина. Сейчас, когда прошло столько времени с нашей последней встречи, я отчетливо понимаю, что у меня не было ни единого шанса. Если в первое мгновение меня поразила его слишком яркая, слишком северная для этих краев внешность, то, как только мы начали общаться, меня поглотил его мир.

Его бездна. Холодность. Боль, которую я видела в синих глазах, которую мне так хотелось утолить. Я могла все изменить. Могла помочь ему, как никто другой. Эта затаенная боль и мрак во взгляде подписали мне приговор. Возможно, мне было бы легче, если бы он что-то сказал – что-то более личное – или если бы он еще раз меня поцеловал. Но он не сделал ни того ни другого. Он уехал.

На рассвете девятого июня он постучал в мое окно. Я не сразу поняла, что происходит. Сонная вылезла из постели, подошла. Он стоял в полной экипировке с рюкзаком на плечах.

– Не волнуйся, – сказал Аксель, – я скоро вернусь. – А потом послал воздушный поцелуй, оставил на подоконнике маленькую шоколадку и ушел, не оглядываясь.

Уснуть я больше не смогла. И даже не имела права узнать, куда его направили. Обычно парни возвращались через пару недель. Короткие миссии, перегруппировки на базе. Но прошло уже полтора месяца!

Как же я волнуюсь. Не могу думать ни о чем другом. Коллега заметила, что со мной что-то не так. И сегодня я не выдержала и рассказала ей все. Честно, думала, что после такого меня просто отправят домой, разорвут контракт. Но она похлопала меня по плечу, а потом достала из-под стола виски. Мы выпили. Легче не стало. Или стало? Не знаю. Мысли путаются. Могу сказать лишь то, что пишу с трудом и сижу с трудом. На часах почти два часа ночи.

Черт возьми. Ну что там с ним происходит? И почему для меня это так важно?

Если и существовала в этом мире сила, способная вытащить Марка Элирана Карлина из постели раньше времени, то это жажда. И речь не об обыкновенной жажде физиологического свойства. Речь о потребности совсем иного рода. Как только в отдел Грина падало новое дело, Марк переставал спать. Забывал уезжать домой, урывая несколько часов отключки на диване в своем обновленном кабинете.

Он давно продал тот самый дом, начисто стерев все воспоминания, перебрался в просторный пентхаус на стыке Делового и Ночного кварталов, откуда мог пешком ходить в университет и за десять минут добираться до управления. И даже в это прекрасно обставленное, но неизменно холостяцкое жилище профайлер возвращался без желания тогда, когда занимался составлением очередного психологического портрета.

Помимо расследований жизнь вдовца занимало преподавание. Марк, как только вернулся из совместного с Грином отпуска, развил бурную деятельность, восстановил все контакты с ФБР и открыл при Тревербергском университете большой курс по профайлингу, который вот-вот должны были расширить до самостоятельной кафедры. Карлин лично отсматривал сотни анкет студентов и стажеров со всего света, проводил телефонные собеседования, приглашал лучших из лучших. Пол, цвет кожи, возраст и социальное положение не имели значения, доктор был готов выделить стипендию из собственных средств, которые, не имея жены и ребенка, не понимал, куда тратить. Он искал самородков.

Ада казалась одним из таких. Вчера они просидели над книгами по психоанализу до глубокой ночи, обсуждая, что именно означает лицо и его потеря. А потом Марк уехал в свой пентхаус, где с наслаждением принял душ, выпил вина, почитал книгу, получил от Грина ночное сообщение «Я знаю, кто жертва», ответил: «А я пока не знаю, кто убийца, но есть варианты, что именно он хотел сказать», – и под утро уснул. Проснулся профайлер ближе к семи, не вполне осознавая, кто он, где он и какой сегодня день. Но усилием воли сдернул себя с кровати, понимая, что даже два-три часа, которые он проспал, – непозволительная роскошь в первые дни расследования, когда охотничий азарт затмевает разум.