– А она в России разумной бывает раз в столетие. Вот и путают.

– Вы на катере плавали?

– Это в Затерянный мир-то? Плавал.

– Следы от ушаковских ядер видели?.. Павел-то самому Ушакову не постеснялся попенять. За неимение во время тумана топовых огней и предписанных уставом предосторожностей. За содержание нижних чинов на работе в своих собственных домах и мызах шесть флагманов и восемнадцать капитанов получили строгий выговор. Вы понимаете?

Зашуршала об асфальт обувь – вероятно, собеседники встали со скамьи.

– По закону не захотели жить, вот и убили. Убили, стервецы, пьяные, напились от страха, а при бабушке-то оно, сами знаете, бабушка букашки не обидела, а… – Голоса удалились, и конец фразы она уже не расслышала. Снова в теплой темноте воцарилась душистая тишина. События этого вечера яркими пятнами сменяли друг друга в Алиной голове и опять возвращались к первому, самому главному, как будто перед ее глазами крутилась закольцованная кинопленка: Аля вспомнила, как посмотрел на нее Илья, когда они желали друг другу спокойной ночи, как протянул руку и задержал на секунду кончики ее пальцев в своих. «Глупости», – сказала она сама себе. Ей было так спокойно и уютно, что даже не хотелось засыпать. Она чувствовала, что в ее жизни очень скоро, вот-вот может начаться что-то очень хорошее, и совсем необязательно это было связано с Ильей… Но все же он расположил ее к себе – здесь она не могла и не хотела с собой лукавить… Из разговоров она поняла, что он как-то связан с рекламой. «Надо будет узнать у Светочки Дан», – подумала она… Тут он опять протянул ей руку, а может, это она протянула первая? И вот они были с зеркалом повсюду. «Посмотрим, – сказала она себе. – Спать, надо спать. Это о каком они Павле, Первом, что ли?» Но это мгновение еще жило в ней, наливаясь необратимой полнотой; противиться ей не было сил. Рука ее скользнула к чреслам и еще ниже, и она неслышно содрогнулась, быстро и легко освобождаясь от этого переживания.

После того как из Балаклавы вывели военные суда и подводные лодки, городок этот быстро превратился в приятное курортное местечко. Узкую, изломанную бухту опоясала новенькая набережная, которую, в свою очередь, окаймляли маленькие домики архитектуры XIX века, отреставрированные и чисто покрашенные в белое. Верхние этажи этих домиков с балкончиками в цветочных ящиках сдавались внаем, а в первых были устроены магазины и кафе, шедшие по ее левой стороне сплошной чередой.

В одном из них Аля с дочкой, Илья и Тимофей ждали, когда придет из Севастополя рейсовый катер, на котором должна была приехать Алина подруга. Солнце уже скрылось за горой, нависающей над входом в бухту; было ветрено, и мачты яхт, поставленных в ряд у набережной, покачивались вразнобой. Ветер рвал тенты, под которыми стояли столики, то и дело его порывы уносили с них салфетки, которые распахивались неуклюжими бумажными бабочками и, как курицы, неумело пытались взлететь. Аля рассказывала про подругу, за соседним столиком подвыпившие офицеры украинского флота ругали какого-то своего общего приятеля по фамилии Петриченко.

– А это что такое? – спросил вдруг Илья, указывая на Алину руку.

– Это? – Аля тоже посмотрела на свою руку. – Это кольцо. И не простое, а обручальное. – Она потрогала кольцо пальцами левой руки, словно проверяя прочность его положения.

Илья озадаченно замолчал, а Тимофей засмеялся и подмигнул Але.

– Так что не все так просто, – добавила она с какой-то злобной радостью.

«Что должно быть просто?» – хотел спросить Илья, но продолжал хранить задумчивое молчание.