– Да нет никаких подвижек, бытовуха одна, Максим.

– Что насчет экспедиции к местным, у которых корабль разбился? Там наших людей хватает тоже.

– К ним потом, – отмахнулся от этих моих слов собеседник, – тут нужнее экспедиция в Золотой Город или к Максимову. У них уже тогда по лекарю среди иных было, а сейчас, возможно, и больше появилось. Нам бы своих раненых да увечных к ним направить. Тем более, есть у нас чем заплатить за их услуги. Щедро заплатить.

– А Игнашова со своими фортелями? – я намекнул на ту сволочную девушку из иных в Золотом Городе, которая попала в неприглядное положение из-за меня, а точнее, по вине своего любопытства.

– Мы можем им дать столько тикеров, что Юлька утрется под всеобщим давлением. Тем более, возможно, она растеряла свое влияние хоть немного после нашего ухода, ведь, по сути, из-за нее часть иных лишилась своих камней и некоторого оружия.

Про камни, это камень в мой огород. Да, было такое дело, «кастрировал» я несколько молодых иных из Золотого. И нисколько об этом не жалею.

– Но больше надежд я возлагаю на максимовских, этот прохиндей – их старшой – мне сто очков форы даст в охмурении ближних. Я про их старшего, Максимова.

– Ну, планируй, не стану мешать, – кивнул я и ретировался на улицу.

Делать было абсолютно нечего. Желание помогать везде и всем, которое одолевало меня в первые дни, понемногу уходило прочь. Я все больше хотел тишины и одиночества и… общения с девушкой. Вот только с красавицами мне что-то не сильно везло, большую часть потенциальных невест пугала моя шши, а прочие пугали уже меня.

Подведя итоги последних месяцев, могу сказать, что у нас все и хорошо, и плохо одновременно.

В активе у нас достаточно сильный анклав, и сила тут как в количестве, так и в техническом – и магическом также – обеспечении.

В пассиве – очерствение людское. Мы очень быстро озлобились, выдавили из себя сострадание и жалость, на их место пришли совсем другие качества. Полезные анклаву, но опасные отдельным личностям. Пример – разговор с Медведем о потерпевших кораблекрушение, когда он предпочел оставить их спасение на потом, занявшись другими делами, полезными анклаву. А что могут принести люди, считай, из средневековья с кучей суеверий? Вот то-то…

Да уж, как нельзя лучше тут подходит поговорка: не мы такие – жизнь такая. Вот она нас и ломает, выхолащивает то, что может быть опасно не только отдельным членам анклава, но и всему сообществу в целом.

А насчет жестокости достаточно вспомнить армию. Не современную, где мало-помалу вытравливают дедовщину, а ту, во времена разброда и беспредела в стране. Мальчишки, вчерашние школьники, за считанные недели (даже не месяцы, заметьте) превращались в озлобленных волчат, готовых бить, унижать и подставлять окружающих, воровать. Что ж говорить про нас, тех, кто попал в этот чужой и страшный мир, где даже звери и те видят в нас чужаков, и как опасные бактерии в теле организма-мира они готовы выгрызать, не считаясь со своими потерями.

Стыдно признаться, я и сам хорош. Альтруиста изображаю, лезу всюду и везде, а про того же Толика, с которым попал к пигмеям, совсем позабыл. Вроде бы он в охотники затесался и вечно пропадает в лесах.

Я прошатался по поселку до темноты, наблюдая, как тот наполняется жизнью вместе с возвращением охотников, разведчиков, собирателей трав и кореньев, лесорубов и прочих партий работников.

Получил свою порцию ужина и ушел в палатку, сопровождаемый Сильфией. Без особого аппетита смолотил тарелку жареной рыбы с острыми пряными травами и какими-то вареными вкусными маленькими корешками. Потом отнес посуду на кухню, вернулся обратно и вот тут заметил, что шши почему-то отстала.