Ох, и все же он дьявольски красив.

Высокие, статные, широкоплечие брюнеты с голубыми глазами всегда были в моде и являлись объектом воздыхания девушек в любом столетии. Только от одного вида его кипенно-белой рубашки на подтянутом теле можно истечь слюной, а особо впечатлительным испытать эстетический оргазм. Этот мужчина вообще понимал, какое влияние он оказывает на студенток своими очками в тонкой золотой оправе? Но готова поклясться, что носит он их явно не для зрения.

Я помню, как еще в начале года, после первого знакомства с нашей группой, что состояло в основном из его монолога об учебных планах на год, уже тем же вечером, за преступно короткое время родилось несколько глав, полных грязных подробностей, читая которые мне самой становилось отчасти стыдно за написанное.

Многие первокурсницы и даже молодые преподавательницы падали ниц перед его харизмой. Но, несмотря на огромное количество томных улыбок в его сторону, каблуков и коротких платьев, и других женских атрибутов обольщения, он оставался все также учтив, вежлив и холоден.

Я пробежалась взглядом еще раз по своему сочинению, уместившееся на двойном листке, внося последние поправки.

Две минуты до окончания пары. В голову приходит мысль о развитии сюжета в моем романе, которую пытаюсь быстро запечатлеть на бумаге, воодушевленная внезапным приливом вдохновения.

Строчка за строчкой выходят из-под шариковой ручки без какого-либо усилия и пыхтения над текстом. Пытаюсь сокращать слова, экономя место и время, стараясь не упустить ту самую нить, за которой так бегло скользит рука по листку.

«Её стоны… Они дурманили его голову, наполняя чем-то напоминающее вату: сладкую и воздушную. Он был готов ласкать тело Аделины не один час, лишь бы слышать это звук как можно дольше, как можно чаще и громче…

— Сучка… — сквозь зубы прошептал он, еле сдерживая свое возбуждение.»

Хм… А не слишком ли грубо? Нет, оставлю так. Девочки любят дерзких мальчиков. Хихикнув от своих же мыслей, продолжила писать.

— Василиса?

От неожиданно прозвучавшего голоса совсем рядом я слегка подпрыгнула на месте, обронив ручку на пол. Я машинально нырнула за ней под стол и увидела перед собой черные ботинки. Натертые до блеска и дрожи по позвоночнику знакомые черные ботинки.

— Василиса, —вежливо кашлянув, повторил преподаватель, и я тут же вынырнула из-под стола, попутно ударяясь затылком о деревянную поверхность.

— Простите, я вносила последние поправки.

— Думаю, в этом не было нужны и ваша работа и так прекрасна. В прочем, как и всегда, — уголок его рта еле заметно приподнялся, напоминая подобие улыбки. — И все же время истекло и нужно сдать работу. Я дал вам и так дополнительные пару минут на ваши… поправки.

Я оглядела уже пустую аудиторию, и щеки залились румянцем от смущения.

— Ох, конечно, Павел Александрович, — затараторила я и протянула двойной листок с уже давно готовым сочинением.

Разве могут быть глаза человека настолько голубого, светлого оттенка? Но, несмотря на их чистоту, в них все же на мгновение промелькнуло нечто темное, опасное, что обычно будоражит девичье сознание и мою фантазию сейчас.

— Не смею вас больше задерживать, — сказал он вежливо и осторожно потянул мою работу на себя, которую я все еще продолжала держать в руке.

Поймав себя на этом, я быстро отпустила проклятый листок, собрала вещи со стола и пулей вылетела из кабинета.

И вот долгожданная последняя пара на сегодня – лекция по культурологии подходила к концу, но все это время не давало какое-то странное, надоедливое, гложущее чувство внутри, что что-то не так. Но так и не смогла понять в чем дело помучавшись полтора часа. И уже даже сумев немного успокоить себя, что это просто мои внутренние тараканы решили повеселиться, стала старательно укладывать тетради с ручкой в сумку. Только вот на глаза почему-то не попадался альбомный лист, на котором я писала свой роман.