Но уже после появления первых номеров журнала в стране возник ропот: эта «Мода», мол, только дразнит наших женщин, только развращает наших дочерей, которые видят теперь, как ужасно они одеты, обуты и накрашены. А кто виноват в этом? Лариса Горячева! Мало того, что сама шляется по заграницам, так еще в этой «Моде» показывает нашим бабам, как живут бабы на Западе – например, в той же разгромленной нами Германии! А на хера? На кой черт нам это показывать, если у нас в магазинах такой одежды нет и никогда не будет?

Редакция советского издания «Моды» срочно переориентировалась. Теперь наши и немецкие манекенщицы щеголяли на журнальных фотографиях в нарядах из советских Домов моделей, из наших экспериментальных пошивочных фабрик хозрасчета и кооперативных ателье мод. Причем повсюду, под каждой фотографией, крупным текстом было написано, какая из наших пошивочных фабрик выпускает или собирается выпускать это изделие и по какой цене… Конечно, популярность и цена журнала на черном рынке тотчас упали от этой метаморфозы – кому нужна эта советская мода?! Да еще по таким жутким ценам – 300 рублей за меховую шапку, 500 – за платье, 770 – за пальто…

Но редакция продолжала свою работу, и сейчас в Доме моделей все были заняты подготовкой очередного номера именно такого, советского варианта «Моды». Легендарный Слава Зайцев, то есть наш советский Пьер Карден, – сорокапятилетний, высокий, круглолицый, короткостриженый и одетый в темно-вишневый приталенный костюм и бледно-голубую рубашку с высоким воротником – женственно-быстрой походкой шел вдоль длинного ряда вешалок с платьями а-ля советская деловая женщина. За ним двигалась группа ассистенток. Зайцев приказывал взять это, это и это платье или костюм. Очередная ассистентка снимала указанное вместе с вешалкой и уносила в сторону, к большому зеркалу, возле которого толклись, наверно, двадцать манекенщиц, надевая то, что выбрал Зайцев, и подбирая к этому наряду туфли, сумочки, зонты…

Рядом с ними на стоящих вразброс стульях расположились редакторы «Моды», тут же стояли их фотографы – крутя головами, причмокивая, цокая или тоскливо вздыхая, все они по-русски и по-немецки оценивали предлагаемые Зайцевым туалеты, выбирали то, что казалось им соответствующим советскому стилю, приказывали манекенщицам заменить туфли или сумки, повернуться под светом ярких юпитеров, встать в профиль, поднять колено, отвести локоть, сесть в деловое кресло…

Отобранные модели подходили на утверждение к главному редактору советского издания – толстой молодой немке фрау Шитке и к Ларисе Горячевой, которая принимала участие во всей этой работе как внештатный, но полноправный член редколлегии журнала. Шитке, у которой над верхней губой явно пробивались усы, и Горячева сидели в креслах, перед ними на пюпитре были гранки страниц будущего номера журнала с пустыми пятнами для фотографий, рекламные проспекты западных фирм, прочие бумаги. Проглядывая их и одновременно оценивая крутящихся перед ними манекенщиц, Горячева и Шитке, почти не споря, утверждали или браковали предлагаемые Зайцевым модели и через весь зал переговаривались с ним по поводу фона, на котором эти модели нужно фотографировать.

– Только не церкви и не березки, Слава, я тебя умоляю! – почти на чистом русском языке и почти мужским басом говорила толстуха фрау Шитке.

– Хорошо, на фоне Мавзолея! – довольно дерзко отшутился Зайцев.

– Просто на Солянке, в толпе… – предложила Горячева.

– Тогда сначала нужно одеть толпу, – сказал Зайцев.

Как я поняла из этих разговоров, сразу после утверждения Горячевой и Шитке новых моделей пять немецких фотографов помчат манекенщиц в разные концы Москвы снимать их на Новом Арбате, Ленинских горах, набережной Москвы-реки, Пушкинской площади, Речном вокзале и прочих историко-архитектурных фонах. Но только не на фоне толпы! Если этих голенастых «деловых» манекенщиц в стильных костюмах пустить в нашу уличную толпу, они будут выглядеть инопланетянками…