– Говорили дружинники, что сдернули ее с фенакодуса петлей. Потом набежали те нео, что за тобой гнались… Да что говорить, все ты видел, разве что про нее не знал. Помнишь же, какая рубка была лютая? Двое сумели вернуться, троих мохнорылые распяли на виду Кремля. А Любавы и след простыл. И что странно, как будто ждали их, заманивали даже. Она всю неделю на стене с дружинными была, стреляла. А тут мохнорылые совсем обнаглели, дразнили просто. А может, и верно, что заманивали, специально все подстроили, чтобы и ее обязательно из крепости вытащить. И тут ты, весь такой, спешишь в Кремль, она с юнаками и увязалась следом. И нет ее, не похвалялись ею нео, вот. Понимаешь, к чему клоню? Так что, пластун, должник ты мой. Дочка тебя шла выручать от смерти лютой. И не вернулась. А долг, Дунай, платежом красен.

– Я в подвале сижу и суда жду.– Дунай встал, поклонился. Не поясным поклоном, хотя Устину за вежливое обхождение и можно было. Так, нагнул голову.– Если за стену утеку, все, пиши пропало, назад дороги точно не будет. А здесь родина моя, пусть и крохотная, боярин. Предателем на ней слыть не хочу. Так что вели дружинникам меня назад вести.

Устин усмехнулся. Зло, но не так, что следовало ждать чего плохого.

– Э, нет, пластун, не так быстро. На вот, гляди да читай.– Боярин взял один из листов, шлепнул прямо перед Дунаем на стол. Что оставалось, как не прочесть?

Прочел, полыхая лицом и понимая, что все решили за него. Князь передавал его, арестованного пластуна Дуная Ивановича, боярину Неждану как знак особой милости и расположения князя за заслуги того перед Кремлем. Вот такие вот дела, как оказалось. Дунай молча сел назад, потянулся было рукой за жбаном с брагой. Но передумал. На дворе стояла ночь, и времени, как пропала Любава, прошло много, пить нельзя. Тело еще не поняло, а рассудок уже начал готовиться уходить за стену. Мысли сразу перестали быть мягкими и раскисшими, свернулись в тугие жилы лучной тетивы. Какие-никакие, но хоть маленькие зацепки бы ему сейчас. Что еще? А, точно…

– Захватили с собой какие-нибудь вещи Любавы? – Дунай посмотрел на друзей-бояр. Устин кивнул на Неждана, а тот достал из-за пазухи свернутую тряпицу, протянул пластуну. Дунай узнал ее сразу, эту неширокую и длинную полоску, покрытую искусной вышивкой. Любава носила ее как повязку вокруг высокого лба, прижимая густые волосы. Пластун бережно взял ее в руки, поднес к лицу. Запах был, ему он показался просто оглушительным. Что говорить про того, для кого и спросил вещицу?

– Думаешь, что сможешь что-то? – Неждан взглянул с неожиданно полыхнувшей надеждой. Вот ведь люди, только дай им веру, подумал Дунай, так готовы хвататься за нее изо всех сил.

– Попробую, боярин. Мне мои вещи нужны, оружие…

– Здесь все.– Устин показал рукой в сторону угла. Да, точно, там все и было, что уцелело. Дунай прошелся, посмотрел что принесли. Неплохо для начала, совсем даже неплохо. Лук, ножи, мешок, одежда. Эх, помыться бы еще, но грязным сейчас даже лучше.

– А нет ли в Кремле живого нео, бояре? – Дунай повернулся к боярам, ждущим его решения и указаний.

– Есть, как не быть? – удивился Неждан.– А на что он тебе?

– Чтобы выбраться незаметнее. Велите мне его шкуру принести и желчи немного. Только накажите отскрести лучше и промыть изнутри и снаружи, чтобы кровью пахло не так сильно. Готового состава ведь не появилось, Мастер?

– Вот оно чего… Умен, зараза, умен.– Устин одобрительно качнул головой.– Не появилось, не хватает материала нашим монахам. Любомир!

Мощная фигура дунаевского недоброжелателя тут же выросла в проеме двери, всем видом показывая готовность действовать. Правду сказать, так Любомир вовсе не обрадовался, когда узнал, что требуется. Но лишь кивнул и скрылся в темноте коридора. Неждан, все это время молчавший, налил себе хмельной браги, выпил залпом, потрепал Дуная по колену. Наклонился ближе, цепляясь взором за его глаза: