.

И вот теперь его любимая снова оказалась на грани жизни и смерти.

– Дыши… – шептал Громобой, бережно неся Бо на руках через развалины. – Молю тебя, дыши…

Она не отзывалась – сознание оставило бедняжку еще до того, как бородач поднял ее с земли. Скрипя зубами, нейромант тащил любовь всей своей жизни к логову Лекаря – полубезумного старца, обитающего в подвале одного из здешних домов. Удивительно, но при всей своей болтливости Лекарь так до сих пор и не рассказал Громобою ничего о своем прошлом. Лишь раз он помянул Кремль и так болезненно скривился, что нейромант невольно заподозрил давнюю затаенную обиду на крепость и ее обитателей. Но откуда она возникла у талантливого врачевателя и почему, Громобой не знал да и, честно говоря, не особо пытался вызнать. Хватало и того, что Лекарь вообще открывал дверь своего подвала, когда к нему в гости приходил нейромант.

– Кто там? – донесся изнутри хриплый голос врачевателя.

– А то сам не знаешь… – проворчал Громобой. – Открывай давай, живо! Бо ранили!

Лекарь, вероятно, хотел отпустить еще пару колкостей, но, заслышав про ранение, решил, что медлить не стоит. Скрипнул засов, и внушительная стальная дверь распахнулась, едва не зацепив Громобоя и его жену, безвольной куклой возлежащую у него на руках.

– Эй, осторожней там! – рявкнул нейромант. – Прибьешь же!

– Давай, заходи, – попятившись, буркнул врачеватель.

Внешне он был весьма похож на Громобоя – такой же лохматый, бородатый, хмурый. Единственное, беглый стаббер обладал более внушительной мускулатурой, но из-за мешковатых одежд оценить эту разницу едва ли представлялось возможным.

Нейромант, пыхтя, нырнул в подвал и без промедлений поспешил к старой кушетке, стоящей у дальней стены. В обычное время на ней спал сам Лекарь, но сейчас он даже не подумал возмутиться: трогать нейроманта в его нынешнем состоянии души было равносильно самоубийству.

Верному «серву» Громобой отдал мысленный приказ оставаться снаружи. Впрочем, габариты стального «паука» и не позволили бы ему протиснуться внутрь через дверь.

«Пусть вход сторожит», – решил про себя нейромант.

Он бережно опустил любимую жену на кушетку и, припав на одно колено, убрал темные волосы с ее закрытых глаз. Казалось, Бо всего лишь спит. Вот только стоило взглянуть на пропитавшуюся кровью тряпку, которой была обмотана культя девушки, и тревога снова возвращалась в душу бородача.

– Давай, отходи, – буркнул Лекарь, грубо толкая Громобоя вбок.

Нейромант нехотя подчинился. Опустившись на корточки, врачеватель вытащил из-под кушетки помятый чемоданчик и, открыв его, задумчиво уставился на содержимое.

– Не пялься, – через плечо бросил Лекарь, и нейромант послушно отвернулся.

Громобою казалось, что выпускать Бо из виду – настоящее преступление, но умом он понимал, что спорить с мастером не стоит: ведь только от этого угрюмого отшельника зависит, что будет с несчастной укротительницей мутантов. Отрубленная кисть – это не выбитый палец, не вывихнутая нога. Мало, что от самой кровопотери можно умереть, мало, что риск заразиться какой-нибудь пакостью велик, как никогда, так еще и без должного ухода Бо в ближайшие несколько дней даже с койки встать не сумеет.

«Давай же, Лекарь… – сверля спину врачевателя угрюмым взглядом, думал Громобой. – От тебя столько сейчас зависит…»

Обитатель подвала заметно нервничал – руки его, в мозолях и царапинах, слегка подрагивали, когда он перебирал бутыли и банки с настоями да травами. Наверное, присутствие Громобоя смущало Лекаря, но он прекрасно понимал, что выдворять мужа совсем не стоит – и так переживает, а снаружи и вовсе изведется от неведения.