Мощный паровоз, не зная устали, тащил граненую, бронированную тушу, ощетинившуюся орудийными стволами. Ядерное сердце раскаляло пар до запредельных температур, создавая избыточную мощность. Машине не требовалась даже вода – совершенное устройство бережно расходовало влагу, перегоняя ее в пар и обратно в жидкое состояние, а недостаток пополнялся конденсацией из окружающего воздуха. Казалось, стальная громада может двигаться бесконечно.

Как и ее машинист, лишь внешне похожий на человека. Кио не нуждаются ни в сне, ни в отдыхе, и Тридцать Третий уверенно вел машину вперед, не зная ни страха, ни сомнений.

Чего нельзя было сказать о Книжнике. Семинарист уже не вылезал на крышу вагона. Во-первых, была реальная угроза свалиться при такой качке. А во-вторых, что-то подсказывало, что новых преград ждать не стоит, – по крайней мере, пока о них не заявит Ведун, замерший в темном каземате переднего броневагона.

Книжник сам себе удивлялся: как он доверяет ему? Слепо верит темной варварской уверенности малознакомого типа больше, чем здравому смыслу. А может, он просто устал дрожать и беспокоиться о будущем? Всегда ведь легче отдать инициативу другому, сбрасывая с себя тяжелую ношу ответственности. С другой стороны, Зигфрид не особо «парится» по этому поводу и сейчас спокойно дремлет где-то в дальнем углу на ящике с боеприпасами. Хотя Нику не раз уже доводилось убеждаться, что это спокойствие мнимое. Просто воин – неисправимый фаталист, вверивший свою судьбу воле своих многочисленных богов. Здоровая психика веста позволяла ему не беспокоиться о неизвестном и мобилизоваться лишь при встрече с реальной угрозой.

Оставалось ему только завидовать. Уже несколько раз Книжник пытался заснуть – и каждый раз просыпался от собственного крика. Перед глазами мелькали оскаленные пасти и гигантские щупальца, пару раз он тонул в темной пучине – и едва не задохнулся во сне. Очнувшись в очередной раз, с хрипом дыша, семинарист заметил неподвижный взгляд Ведуна, сидевшего у противоположной стенки вагона, – одни только пронзительные сверкающие глаза в полумраке каземата. Не выдержал – и отправился в обход душных внутренностей бронепоезда.

Кривые тесные переходы, узкие бронедвери, омерзительные запахи железа, горелого пластика и зверья – трудно было поверить, что этот обширный, склепанный из мятого металла лабиринт прямо сейчас несется через бесконечную равнину. С низкого потолка нижней палубы свисали лохмотья сгнившей внутренней обшивки, из-под отставших бортовых панелей неряшливо торчали клубки грязных проводов, трубы, патрубки, вентили. Большая часть всего этого давно вышла из строя, и семинаристу казалось, что он пробирается внутри огромного, внезапно ожившего трупа.

Тем не менее, прогулка в громыхающем стальном нутре заставляла отвлекаться от навязчивых кошмаров. Это как любое дело, где задействована не только голова, но и руки-ноги: там, где есть движение, нет места праздным мыслям. А тут идешь, смотришь, где что разболталось, где провода провисли, где лампочка сдохла. Что-то сам исправишь, о чем-то сообщишь Тридцать Третьему – уже польза.

Сдвинув со скрежетом очередную дверь, Книжник оказался в небольшой каморке, разделенной вдоль борта крепкой решеткой. В лицо ударило зловонием, будто он залез в логово грязных нео. За этими решетками прежние хозяева «Дракона» кого только не возили – и злобных мутантов на потеху, и рабов на продажу. Сейчас в железной клетке был лишь один обитатель. И, надо сказать, его вид был куда более удручающим, чем свора злобных монстров.