– С чем пожаловали, любезнейший? – удивленно спросил Шапошников, предчувствуя, что случилось нечто особенное, способное перевернуть намеченные планы.

– Меня к вам полицмейстер отправил, сказал, что вы непременно должны подъехать к нему. – И, видно, усмотрев на лице судебного следователя некоторое неудовольствие, продолжил с толикой официоза в голосе: – Господин полицмейстер так и сказал: «Безо всякого промедления!»

Осознав, что завтрак придется прервать и что последний день службы предстоит провести не в своем кабинете с безотлагательными бумагами, а за очередным судебным расследованием, он лишь в сердцах крякнул.

– Сейчас буду, только надену мундир. – И уже в досаде, не скрывая прорывающегося раздражения, добавил: – Не в домашнем же мне являться к полицмейстеру! – Заметив топтавшуюся рядом служанку, припечатал: – Сколько раз тебе говорил, не клади мне в кофе сахар! А ты опять за свое!

– Барин, да как же пить без сахара такую горечь? – Анастасия удивленно вытаращила глаза на Александра Степановича. – Мне вас жалко, вот я и кладу.

– Как-нибудь без тебя разберусь! Вот возьму и рассчитаю тебя! Поедешь к себе в свой Верхний Услон коров пасти!

– Не рассчитаете, барин, – уверенно заявила служанка. – Кто же вам тогда фрак будет чистить? – Вы прямо как ребенок малый. Что ни трапеза, так весь мундир в гороховом супе. А то и каша какая-нибудь налипнет. Глядишь на вашу одежду и думаешь, что воробьи на воротник нагадили… Где вы еще такую простофилю, как я, найдете, чтобы ваш мундир от горохового супа отскребала? Оно ж ведь как клей!

– Ну что ты за баба такая, Настя? – беспомощно взмахнул руками Шапошников. – Я ей одно слово говорю, а она мне десять в ответ! И все норовит что-то неприятное сказать!

– И скажу, барин, – не на шутку распалилась служанка. – Жениться вам надобно, а то все холостякуете. Глядишь, может быть, и повзрослели бы. Вон девок сколько хороших без мужика маются! Работящих, красивых, все замуж хотят! А вы прицепились к этой мамзельке своей и видеть никого не желаете. А у нее только курорты да рестораны на уме.

Колыхнув полновесной грудью, служанка отправилась в соседнюю комнату. Уже у двери произнесла:

– А если вы, барин, как телок малый, так я могу вас со своей племянницей свести. Она у меня девка видная, и лицом, и статью удалась. Вы только скажите.

Скрывшись в соседней комнате, служанка плотно закрыла за собой дверь.

– Ну ты посмотри на нее! – с укором произнес судебный следователь, глянув на околоточного надзирателя, неловко переминавшегося с ноги на ногу. – Выгнал бы эту бабу к чертям, да уж больно хороший борщ готовит! Солянку еще… А какие у нее получаются расстегаи! Ни в одной ресторации Европы таких не сыщешь!

– Я вас понимаю, ваше высокоблагородие, – охотно поддержал Нуждин. – Иногда думаешь, а нахрена мне нужна вся эта морока с бабами? Лучше бобылем жить. А потом от души как-то отойдет, полегчает малость, и думаешь… А вроде бы оно и ничего.

Облачившись в мундир, Александр Шапошников вышел на улицу, где его уже ждал легкий фаэтон. Кучер был широкоплечим приземистым татарином в штанах с широким шагом и в рубахе, сшитой из цветного ситца, на бритой голове – тюбетейка из четырех клиньев.

Кивнув ему, как доброму знакомому, судебный следователь устроился на кожаном сиденье фаэтона рядом с околоточным надзирателем.

– Куда ехать, вашбродь? – повернулся извозчик.

– Вези к дому полицмейстера, – ответил околоточный надзиратель.

– Мигом, вашбродь!

Казанским полицмейстером был Павел Борисович Панфилов, сорока пяти лет отроду, занимавший эту должность с 1889 года. На полицейскую стезю он вышел не сразу. Поначалу была военная служба. Участвовал в русско-турецкой войне, в память о которой получил медаль и «Румынский Железный крест» за переход через Дунай. А после окончания военной кампании он перешел на действительную государственную службу в полицейское ведомство. Его карьера развивалась стремительно: уже через несколько лет он занял высокую и ответственную должность Уфимского полицмейстера, на которой прослужил шесть лет, добившись значительных успехов по искоренению конокрадства и поимке беглых каторжан. Проведя в Уфе три года, Павел Борисович перевелся в Казань, где взвалил на свои плечи весьма беспокойное хозяйство. В этой должности он дослужился до чина коллежского советника, получив целый ряд высоких наград, среди которых были орден Святого Владимира четвертой степени и орден Святой Анны второй степени. Женат, имел сына и дочь. Его супруга, миловидная женщина лет сорока, просто не чаяла в нем души. Проживал Павел Борисович на казенной квартире по улице Воскресенской, считавшейся лучшей в городе, и имел содержание в две тысячи семьсот рублей в год, что весьма недурно.