Янка (Денёк).Мальчик-ветерок, посланный друзьями в г. Старогорск, чтобы отыскать и вернуть бывшему космонавту Ярославу Родину сына Юрку. Оказавшись в Старогорске, Янка стал юным музыкантом и до двенадцатилетнего возраста не помнил, что он – ветерок. (Голубятня на желтой поляне).
Яшка. Маленький кристалл, выращенный Валентиной фан Зеехафен в цветочном горшке. Модель Великого Кристалла Вселенной. В результате стихийного бедствия потерялся и частично утратил память. После ряда приключений превратился в живую звезду (см. Шары иБелый шарик ), т.к. поверил, что выращен из капли звездного жемчуга. Затем – в мальчика Яшку, который остался жить на Земле со своим другом Стасиком Скицыным. В дальнейшем оба стали учеными, занимались проблемами пространства и времени и в конце концов отправились в бесконечный межпространственный полет. (Цикл «В глубине Великого Кристалла»).
Ящер. Искусственное существо в виде гигантского спрута. Использовался правителями острова Двид для подавления инакомыслия. (Дети синего фламинго).
Ящерка. Очень умная маленькая ящерица, которая подружилась с мальчиком, живущим в старинной приморской крепости. (Голубятня на желтой поляне).
Раздел второй Корабли
Корабельная тема впервые вплотную коснулась меня, как ни странно, в далеком от моря городе Вильнюсе.
В шестьдесят третьем году я приехал в этот чудесный город с отцом, который хотел показать мне места, где провел свое детство.
В Вильнюсе, в библиотеке Литовской Академии наук я долго сидел над документами, касавшимися восстания на крейсере «Очаков», – они хранятся в архиве одного из адвокатов мятежного лейтенанта Шмидта – Тадаса Врублевскиса. Читал – и будто дышала в лицо холодная севастопольская осень 1905 года…
В те же дни мы побывали с отцом в костеле Святых Петра и Павла. В колоссальном пространстве, стены которого целиком состояли из белокаменных скульптур, струился мягкий полусвет. И в этом полусвете поблескивала громадная люстра, сделанная в виде корабля. Отец объяснил, что для верующих корабль – символ надежды.
И еще один корабль остался в памяти. В ту пору в здании Кафедрального собора, что стоит на главной площади города, помещалась картинная галерея. Среди множества полотен мне бросилось в глаза одно – очень необычное. На картине кипел багровый шторм. Вздымались гребни, темнели провалы среди волн. По краю громадного черного водоворота двигался истрепанный бурей корабль. Каравелла. Паруса были изодраны, на палубе бушевал пожар. Все злые стихии сошлись, чтобы уничтожить парусник. А он плыл.
Картина так и называлась: «А все-таки плывет…»
Я не запомнил имени художника. А в следующий приезд, когда пришел в галерею, картины уже не было. Отец объяснил мне, что в картине крылась какая-то политическая аллегория, которая не нравилась тогдашним властям…
У меня возникла своя аллегория. Вспоминая картину, я думал о своей «Каравелле», об отряде, который так же трепали всякие бури, но который много лет плыл по бурным житейским морям – назло всем злым стихиям. С надеждой на будущее. Воистину в кораблях – надежда…
А в том, шестьдесят третьем году я написал очерк «Тень Каравеллы», где впервые рассказал о корабликах своего детства. Это и было настоящим началом моей корабельной темы, хотя иногда я робко касался ее и прежде…
Второй раздел «Кратокрафана» так и называется – «Корабли». И надо сказать, что здесь я слегка вышел из строгих рамок фантастики. Упоминать лишь те корабли, которые встречаются в фантастических повестях и романах мне показалось несправедливым. Обидно по отношению к таким реальным судам, как «Крузенштерн», «Надежда», «Нева»… Да, они – не выдумка фантаста, но их приключения порой не менее фантастичны, чем у сказочных кораблей. Да и (снова подчеркну это!) где грань между фантастикой и реализмом?.. И я решил: включу в «Кратокрафан», все суда, про которые писал когда-то в своих книжках – пусть даже совсем коротко.