В.: Но правильно ли я понимаю, что смысл в том, чтобы интегрировать и включить лучшее из путей восхождения и нисхождения, разве не так?

К. У.: Да. Оба пути, по моему убеждению, могут научить нас чему-то очень важному.

В.: С другой стороны, если их разлучить или в ситуации, когда они пытаются отринуть друг друга, как правило, возникают определенные ограниченные, частичные и подавляющие ситуации.

К. У.: Да, я так считаю. Всем нам известны недостатки путей, которые практикуют исключительно восхождение: они могут быть чересчур пуританскими и подавляющими. Они склонны отрицать, обесценивать и даже подавлять тело, чувственное, жизнь, Землю, сексуальность и т. д.

Путь нисхождения же, с другой стороны, напоминает нам о том, что Дух можно с радостью обрести в теле, сексе, Земле, жизни, жизнерадостности и многообразии. Однако путь нисхождения, взятый сам по себе, также имеет свои ограничения. Если нет никакой трансценденции, тогда нет возможности и возвыситься над только лишь чувственно воспринимаемым; нет возможности прийти к более глубокой, широкой и высокой взаимосвязи между нами и всеми сознающими существами. Мы ограничены исключительно чувственными поверхностями, плоскими фасадами, которые разобщают нас в гораздо большей степени, нежели соединяют и объединяют. Без какого-то рода трансценденции, или восхождения, всё, что нам остается, – это только нисшедший мир, который может быть поверхностным, отчужденным и раздробленным.

В.: Вы называете исключительно нисшедший мир «флатландией».

К. У.: Да, флатландией. Мы, представители современности и постсовременности, практически полностью обитаем в этой чисто нисходящей клетке, этом плоском и выцветшем мире бесконечных чувственных форм, этом неглубоком мире тусклых и мрачных поверхностей. Неважно, идет ли речь о капитализме или марксизме, индустриализме или экопсихологии, патриархальной науке или экофеминизме, – в большинстве случаев наш Бог, наша Богиня есть то, что мы можем отследить своими органами чувств, увидеть своими глазами, объять чувствами, восхвалить и праздновать в ощущениях, то есть Бог, в которого мы можем вонзить свои зубы, и этим его форма и ограничивается.

Неважно, считаем мы себя духовными людьми или нет, мы, обитатели флатландии, поклоняемся алтарю исключительно нисшедшего Бога, чувственной Богини, мира ощущений, одноцветного мира конкретного местоположения, мира, до которого можно дотронуться. Для нас нет Бога выше или глубже того, что оказывается в поле нашего зрения.

В.: Вы отмечали, что великие недвойственные традиции Востока и Запада попытались вместо этого интегрировать пути восхождения и нисхождения.

К. У.: Да, они попытались уравновесить трансцендентное и имманентное, Единое и Многое, Пустоту и Форму, нирвану и сансару, Небеса и Землю.

В.: Под «недвойственностью» понимается интеграция восхождения и нисхождения?

К. У.: Именно так.

В.: Стало быть, еще один вопрос, который мы хотели бы обсудить, касается течений восходящей и нисходящей духовности и того, как эти течения можно интегрировать в нашей повседневной жизни.

К. У.: Я думаю, это важно, ведь, опять же, оба пути могут научить нас чему-то невероятно важному. Гармонию можно обрести именно в союзе течений восхождения и нисхождения, а не в их противостоянии. Похоже, что они могут быть спасены, только когда восхождение и нисхождение объединяются в едином союзе. И если мы – если вы со мной – не поспособствуем установлению этого союза, тогда вполне возможно, что мы не только уничтожим одну-единственную планету Земля, которая у нас имеется, но еще и лишим себя единственных Небес, которых в противном случае вполне могли бы достичь.