Между тем мой друг продолжил повествование:

– Последний мужчина был ростом в пять с половиной футов, лет тридцати, темноволосый, с бледной кожей и небольшими каштановыми усами. У него было полное, как луна, лицо, но широкие плечи, как у рабочего. Одет он был в темное пальто и брюки, на голове – кепи. Он хотел потащить Страйд по улице силой, но смог только развернуть и повалить на мостовую.

Она… заблеяла, иначе не скажешь, Уотсон. Как агнец, ведомый на заклание. Раза три, негромко. Я не знал, как поступить в сложившейся ситуации. Если бы подобное происходило в любом другом месте, я тотчас же бросился бы девушке на помощь, но обычаи Уайтчепела были мне незнакомы, и я счел своим долгом наблюдать, не вынося никаких оценок, пока не приду к какому-либо заключению. Очевидно, там, где поцелуи с незнакомцами служат полновесной монетой, насилие также обычное дело. Крики «убивают!» не менее привычны для ночного Уайтчепела, чем «пошевеливайся!» на Роттен-Роу[22].

Сомневаюсь, что наездники из высших слоев общества на Роттен-Роу позволили бы себе опуститься до подобного восклицания, но я закрыл глаза на язвительный юмор сыщика и продолжал слушать. Ночь выдалась тихой, но не столько в противоречие повествованию Холмса, сколько из своего рода уважения к его рассказу. Даже зная, чем закончится история, я следил за ее развитием с большим волнением.

– Мужчина, который подошел к паре, вскоре перебежал улицу, чтобы не вмешиваться в конфликт. В результате он почти налетел на меня. Я как раз прикуривал трубку, но пришлось убрать ее в карман, когда он столь стремительно появился. Позже выяснилось, что это Израэль Шварц, и он в свою очередь описал полицейскому меня: по его словам, я почти шесть футов ростом, лет тридцати пяти, у меня светло-русые волосы, усы и бледная кожа. Он указал, что на мне были старая черная фетровая шляпа с широкими полями и черное пальто.

– Это правда, Холмс?

Он рассмеялся:

– Израэль Шварц оказался отличным, обладающим точностью наблюдателем. Мне действительно тридцать пять лет. Я выше, чем он указал, но, разумеется, я заметно исказил свой рост, сгорбившись, – у меня свой способ маскировки. Я нарядился в вещи из своих запасов, добавив к образу усы и более светлые волосы. Широкополая шляпа помогла скрыть лицо, которое, как вы заметили, Шварц не смог описать.

Как бы то ни было, человек, бросивший женщину на землю, ошарашил нас обоих, крикнув: «Липски!» в нашу сторону. Нужно знать историю Уайтчепела, чтобы понимать, какое негодование вызвал приток эмигрировавших сюда евреев, которые бежали от жестоких погромов, что в последние годы наблюдаются в России. Необычным словом «погром» называют древнюю склонность человечества к гонениям, убийствам и истреблению определенного рода людей под довольно нелепым предлогом. Несколько лет назад еврея по имени Израэль Липски признали виновным в убийстве христианки Мириам Энджел. Возможно ли найти для жертвы более говорящее имя – ангел, – которое столь явно взвывало бы к мести? Естественно, это событие раздуло пламя религиозной и расовой ненависти, так что любого еврея на улицах Уайтчепела могут обзывать именем помешанного душегуба Липски.

Я понимающе кивнул, и мой друг снова заговорил:

– По словам Израэля Шварца, он был уверен, что человек через дорогу окрестил его «Липски», чтобы предупредить своего сообщника, то есть меня, что мы на улице не одни. Полагаю, тот факт, что Шварца зовут так же, как и того злодея, только усилил страхи свидетеля.

Внезапное столкновение со Шварцем заставило меня понять эпитет буквально. Я сразу задался вопросом: не сбежал ли Липски из-под ареста? Ведь он был бы идеальным кандидатом на роль Джека-потрошителя. Такое предположение не лишено оснований. Итак, когда Шварц бросился наутек, я пустился вдогонку.