Под ногами бронтозавра захлюпала болотистая почва. Ноги все глубже уходили в нее, он вытаскивал их с громким чмоканьем, брызгая илом и грязью. Огромные ямы оставались на следу бронтозавра, и в них тут же просачивалась вода.

Вытягивая вперед шеи, тыкаясь головками то в траву, то в кочки, то в ямы с водой, детеныши не то шли, не то ползли по трясине».

Первая еда… Первые сумерки… Первое утро…

«Много кругов на небе описала луна.

Много раз показывалось на востоке, катилось по небу и пряталось на западе солнце.

Много раз на смену длинным дням и коротким ночам приходили короткие дни и длинные ночи.

Много раз сменили свои вайи папоротники, и много раз роняли араукарии одряхлевшие иглы.

Много раз линяла саламандра, и много раз над озером кружились в воздухе только что появившиеся на свет мухи и комары…»

Все проходит в вечном круге женщины.

Вырастает, живет и уходит, наконец, и наш ящер.

«Бронтозавр качнулся, зашатался, выровнялся и снова замер на месте… Качнулся опять… Все труднее ему было удержаться на ногах. Ноги подгибались, туловище давило на них, давило на хвост…

Шея легла на воду, туловище задрожало, пошатнулось и исчезло под водой. Вода плеснулась, круги побежали к берегам, зашуршали высохшими хвощами.

Только раз еще всплеснулись волны – длинный хвост взметнулся и тяжело протянулся по дну.

Огоньки, плясавшие над водой, несколько ночей были ярче и крупнее, чем обычно. Это были «огоньки бронтозавра» – из разлагавшегося тела ящера выделялось много газов».

Круг замкнулся.

А вот научно-фантастическая повесть «Недостающее звено» издавалась не раз.

И она тоже полна непреходящего неизбывного восхищения перед жизнью.

«Тинг схватил сачок для бабочек и выбежал на улицу.

В лесу он раздавил несколько молей и отшиб сачком хвостик красно-черному махаону. Руки дрожали, в глазах мелькала синяя полоска: она расширялась и сужалась, словно мигая. Рот был полон горечью хинина и неудачи, в ушах звенело от хинина и возгласов: «Синяя глина!», сердце противно ныло… Яркие кружочки пестрели в траве и на листьях пальм: солнечные лучи пробивались сквозь вырезные листья фиговых деревьев. Кусты были покрыты желтыми цветами, и Тинг не сразу понял, где цветы, а где солнечные кружочки: так ярки были те и другие. Дул ветерок, шевелились листья, и золотые кружки прыгали по траве, а желтые цветы качались…».

В этом цветном и душном тропическом раю происходит встреча героя с представителями давно вымерших предков человека.

«Перед ним виднелась темная волосатая спина. Кто-то сидел на земле спиной к Тингу и жалобно скулил. По положению рук было видно, что они поднесены ко рту.

– Ууууй! – жаловалось животное, чуть раскачиваясь.

Волосатый затылок был совсем обезьяний. Почти голые раковины ушей Тинг принял бы за человечьи. Но спина была покрыта волосами, плечи волосатые, верхние части рук – в волосах. «Обезьяна! Свалилась, ушибла палец и сосет его».

Цель была достигнута, и Тинг успокоился.

Он отдышался, вытянул ноги, подпер голову руками.

Обезьяна продолжала скулить. Концы листьев папоротника щекотали ей бока и она нетерпеливо ерзала, громко чмокая. Только теперь Тинг заметил, что обезьяна велика для макака или мартышки. На гиббона она была совсем не похожа: коренастая, плотная, с короткой крепкой шеей. Тинг видел разных обезьян в зоопарках и на рисунках и мог отличить гиббона от макака или шимпанзе. «Новая порода…»

«А ведь новую орнитоптеру я упустил! – вдруг вспомнил он. – Красные хвостики… Удивительно! Или ее и не было, а просто ошибся спросонок?»

Но обезьяна была. Стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до ее спины.