«Пока отец воевал против колчаковцев, семья наша оказалась в Омске. Фронт прокатился далеко на восток. Пришлось нам с братом «искать службу с пайками», хотя мне было всего тринадцать, а ему пятнадцать лет. Осенью 1919 года я поступил на курсы машинописи и стенографии. Кончив их, устроился работать «машинисткой» в омский губздрав. Этой своей службе я обязан безукоризненной грамотностью: ведь писать деловые бумаги с ошибками и постыдно и невозможно…»

В шестнадцать лет поступил в Томский Технологический институт вольнослушателем. Впрочем, вспоминал позже Казанцев, «к концу года удалось сдать экзамены и за первый, и даже частично за второй курс. Дальше все пошло гладко до пятого последнего, курса. Здесь я застрял и проучился вместо пяти семь с половиной лет! Проекты выполнял намеренно повышенной трудности. И в диплом они вписывались с присвоением конструкции имени автора. Профессор А. В. Квасников преподавал у нас термодинамику и двигатели внутреннего сгорания. Он опубликовал мое студенческое изобретение – прибор термограф для переноса индикаторных диаграмм из координат давлений и объемов в координаты энтропий и абсолютных температур. Такой прибор мог помочь распознавать неполадки в работе двигателя, незаметные на обычной индикаторной диаграмме…»

В 1930 году молодого специалиста назначили главным механиком Белорецкого металлургического завода.

«Мой изобретательский жар не остывал, – вспоминал Казанцев. – Вместе с другом, начальником литейного цеха Н. З. Поддьяковым, удалось создать модель машины для «геллиссоидального литья труб». О непрерывной разливке стали тогда еще не слышали, а в этой машине в вертящемся кокиле металл должен был поступать непрерывно, не только затвердевая у стенок, но и двигаясь вдоль них как бы по винтовой линии. К сожалению, дальше макета дело не пошло. Использовано это изобретение было впоследствии в моем научно-фантастическом романе «Мол Северный»…»

В 1931 году, находясь в командировке в Москве, молодой инженер Казанцев по собственной инициативе явился в Наркомтяжпром, чтобы продемонстрировать действующую модель изобретенного им электрического орудия.

«Дверь кабинета открылась, и на пороге появился коренастый человек в длиннополой кавалерийской шинели. Кавказский тип лица, усы, проницательные глаза. Он поздоровался с заметным грузинским акцентом. Я обомлел. Подумал, что вошел сам Сталин! Но Павлуновский – (начальник Управления военной промышленности, – Г. П.) – представил меня Григорию Константиновичу Орджоникидзе. Нарком тяжелой промышленности попросил продемонстрировать модель моей электропушки. Я не только выполнил его желание, стреляя маленькими снарядиками, но и показал апробированные профессором Б. П. Вайнбергом расчеты возможной межконтинентальной стрельбы. (Это в 1931-то году!) Товарищ Орджоникидзе стал расспрашивать, кем и где я работаю. Узнав, что видит перед собой главного механика металлургического комбината, ничуть не удивился. Улыбнувшись, заметил, что у меня там, наверное, довоенный особняк? Я признался, что это почти так: три комнаты в четырехкомнатной квартире. Нарком распорядился предоставить мне отдельную четырехкомнатную квартиру и лабораторию при подмосковном заводе имени Калинина. Не теряя времени, он тут же отправил меня в своей машине к замнаркома обороны товарищу Тухачевскому…»

Активное участие в конкурсе на создание машин-автоматов помогло Казанцеву попасть в 1939 году в Нью-Йорк, где на международной выставке он с коллегами монтировал оборудование советского павильона.