– Привет, Майя, – сказал он. – Прекрасный сегодня был закат, да?

– Впечатляющий. У природы нет вкуса. Это всего-навсего открытие города, но походило оно, пожалуй, на Судный день.

– Да.

Они стояли в свете уличного фонаря, наступив на тени друг друга.

– Тебе понравился вечер? – спросила она.

– Очень. А тебе?

– Он становится немного бурным.

– Но на это есть причины, не находишь? Мы выбрались из нор, Майя, и наконец вышли на поверхность! И что это за поверхность! Чего стоят только эти виды на Фарсиду!

– Здесь хорошее месторасположение, – согласилась она.

– И будет отличный город, – предсказал Фрэнк. – Но где ты сейчас живешь, Майя?

– В Андерхилле, Фрэнк, как всегда. Ты и так это знаешь.

– Но тебя там никогда не бывает, разве нет? Я не видел тебя год, а то и больше.

– Неужели уже столько прошло? Ну, я была в Элладе. Ты же наверняка слышал?

– А кто бы мне сказал?

Она потрясла головой, сверкнув голубыми блестками.

– Фрэнк…

Она отвернулась, будто хотела уйти от расспросов.

Фрэнк сердито обошел ее и встал у нее на пути.

– Тогда, на «Аресе»… – сказал он. Его голос звучал сдавленно, и он подвигал шеей, чтобы освободить горло и стало легче говорить. – Что случилось, Майя? Что случилось?

Она пожала плечами и не ответила на его взгляд. Она долго молчала. А затем посмотрела на него.

– Спонтанность, – ответила она.

А затем пробило полночь, и они попали в марсианский временной сброс – промежуток в тридцать девять с половиной минут между 12:00:00 и 12:00:01, когда все часы отключались или останавливались. Так первая сотня решила сладить с тем, что сутки на Марсе длились чуть дольше двадцати четырех часов, и это решение, как ни странно, всех удовлетворило. Каждую ночь нужно было ненадолго забывать о сменяющихся цифрах, о беспрестанном движении секундной стрелки…

И в эту ночь с наступлением полуночи весь город сошел с ума. Почти сорок минут вне времени должны были стать пиком праздника – все подсознательно это понимали. Разрывались фейерверки, люди ликовали. А когда воздух пронзили сирены, ликование удвоилось. Фрэнк и Майя любовались салютом и прислушивались к шуму.

Затем этот шум изменился: теперь в криках появились страх и отчаяние.

– Что это? – спросила Майя.

– Драка, – ответил Фрэнк, вслушиваясь. – Кажется, что-то было сделано спонтанно. – Она пристально на него посмотрела, и он добавил: – Пожалуй, нам стоит сходить посмотреть.

Крики усилились. Где-то случилась беда. Они начали спускаться через парк, и шаги их удлинялись, пока они не перешли на марсианский бег вприпрыжку. Фрэнку стало казаться, будто парк вырос в размерах, и он на мгновение испугался.

Центральный бульвар был усыпан мусором. Люди, словно сбившись в хищные стаи, проносились сквозь тьму. Раздался режущий нервы вой сирен и сигнал тревоги, сообщавший о пробое в шатре. По всему бульвару разбивались окна. На траве навзничь лежал человек, на траве вокруг него виднелись черные полосы. Чалмерс схватил за руку женщину, склонившуюся над ним.

– Что случилось? – крикнул он.

Она рыдала.

– Они подрались! И до сих пор дерутся!

– Кто? Швейцарцы, арабы?

– Незнакомцы, – сказала она. – Ausländer[11], – она слепым взглядом смотрела на Фрэнка. – Приведите помощь!

Фрэнк вернулся к Майе, которая разговаривала с другими людьми, собравшимися вокруг еще одного павшего.

– Что, черт возьми, происходит? – спросил он у нее, когда они двинулись к городской больнице.

– Это восстание, – сказала она. – Не понимаю, против чего.

Ее рот превратился в ровную черточку на коже, побелевшей настолько, что теперь лицо было не отличить от полумаски, все еще скрывавшей глаза.