Однако для окончательного определения времени гибели Воропаева и для определения очередности произведенной над ним экзекуции необходимо прислать в Яку-Тур опытного судебно-медицинского эксперта. Что касается осмотра места происшествия, вынуждена отметить, что никаких следов преступника или преступников на месте преступления не обнаружено.

Жду Ваших дальнейших указаний.

Старший лейтенант милиции,

следователь Анна Ковина

Поселок Яку-Тур,

10 декабря 1983 года

Я думала, что такими темпами работы я утерла нос лучшим следователям нашего Уренгойского угро. Всего за несколько часов моего пребывания в Яку-Туре и в совхозе «Путь к коммунизму» я собрала практически весь возможный материал по факту убийства Воропаева. И это в буран, в мороз, когда брать показания нужно было не только у пьяных русских, но и у ненцев в их черных, пропахших псиной чумах…

Но короткий ответ на мою радиограмму пришел вовсе не от моего начальника Зотова.

СРОЧНАЯ РАДИОГРАММА

Яку-Тур,

заместителю начальника

Яку-Турской экспедиции сейсморазведки

Р. Малофееву

Немедленно организуйте отправку в Салехардский КГБ следователя Уренгойского угро Анны Ковиной со всеми имеющимися у нее личными делами бежавших преступников и с телом убитого Воропаева. Сообщите Ковиной, что фотографии беглых зеков, находящиеся в личных делах, крайне необходимы для поиска и задержания преступников.

В целях гарантии преодоления бурана снарядите в эту поездку не менее трех вездеходов с самыми опытными водителями. О выполнении доложить немедленно.

Начальник Салехардского управления КГБ

майор Шатунов

11

Вызов в столицу Ямало-Ненецкого округа Салехард я восприняла как знак судьбы, а Оруджев – как служебная собака воспринимает команду «Фас!». Он сам сел за рычаги управления переднего вездехода, и три ревущих на полную мощь танковых двигателя заглушили рев бурана.

Оруджев гнал вездеходы по компасу – напролом через снежные торосы, через редкий тундровый кустарник, по замерзшим болотам и тундровым распадкам.

От чудовищной тряски гроб с Воропаевым развалился в первый же час, заледенелое тело вывалилось на пол вездехода.

– Стой! – орала я Оруджеву. – Стой! Ты мне труп изуродуешь! Он нужен для медицинской экспертизы! Стой!

Но Оруджев гнал без остановки. Ему было наплевать на медицинскую экспертизу и прочие тонкости криминалистики. Там, в Салехарде или возле него, он мог найти сбежавших преступников и реабилитировать свое незапятнанное имя одного из лучших офицеров караульной службы.

А я чуть не плакала от досады. Тело убитого Воропаева представляло собой уникальную ценность для медэкспертизы, потому что труп замерз в тундре так же мгновенно, как замерзает рыба, которую ненцы добывают зимой подледным ловом. Вынутая сетями из-подо льда и едва оказавшаяся на сорока-, а то и пятидесятиградусном морозе, эта рыба замерзает в долю секунды, даже вода не успевает стечь с ее жирной спины. Именно так замерз в тундре Воропаев. Только вместо воды вокруг разинутого рта с вогнанным в горло «хотэ» запеклась-замерзла кайма алой крови. И такие же ледяные ободки крови были вокруг отрезанных ушей и в паху, вокруг отрезанного «хотэ». При этом – никаких пятен разложения на трупе, труп пролежал четыре дня в тундре, как в холодильнике, синяки на правом плече и на запястьях рук были видны идеально.

Но теперь от тряски труп швыряло по железному полу вездехода. Отгоняя от него собак, я с двумя сержантами кое-как запихнула все-таки труп обратно в развалившийся гроб и перевязала его своими ремнями. Заледенелое тело громыхало в гробу, я жалела, что не укутала его в какой-нибудь полушубок, но не открывать же гроб заново, я и так из последних сил держалась руками за железные распорки вездехода.