На большом квадратном столе ярко горели свечи, командир Юй и командир Лэн пристально смотрели друг на друга и шумно дышали. Бабушка стояла между ними, положив левую руку на пистолет Лэна, а правую – на браунинг Юя.
Отец услышал ее слова:
– Если вы не можете сторговаться, то гуманность и справедливость все равно никуда не денутся, дружба всего дороже, нечего тут хвататься за ножи да пистолеты, вымещайте злость на японцах!
Командир Юй принялся браниться:
– Ты, братишка, меня не напугаешь знаменами бригады Вана. Я здесь главный, десять лет разбойничаю, и плевать я хотел на этого гребаного Большелапого Вана!
Лэн холодно усмехнулся и сказал:
– Старший брат Чжаньао, я же за тебя радею, как и бригадир Ван, если приведешь свою банду, так я сделаю тебя командиром батальона. Оружие и провиант предоставит командир бригады Ван. Уж лучше, чем быть бандитом.
– Кто бандит? Кто не бандит? Любой, кто дерется с японцами, – национальный герой. В прошлом году я пощупал трех японских постовых и добыл три винтовки «Арисака-38»[18]! Ты вот, командир Лэн, не разбойник, сколько япошек укокошил? Да ты ни одной волосинки у них не выдрал!
Лэн сел, достал сигарету и закурил.
Пользуясь случаем, отец поднес кувшин вина. Бабушка взяла у него кувшин, тут же изменилась в лице и гневно глянула на отца, затем разлила вино в три чарки, наполнив до краев. Она сказала:
– В этом вине кровь дяди Лоханя, если вы настоящие мужики, то пейте. Послезавтра вместе разбейте японскую автоколонну, а потом каждый пойдет своей дорогой, как говорится, колодезная вода речной не помеха.
Бабушка взяла вино и с бульканьем выпила.
Командир Юй, запрокинув голову, влил вино в рот.
Командир Лэн поднял чарку, отпил половину, поставил и сказал:
– Командир Юй, что-то я перебрал с алкоголем, так что откланяюсь!
Бабушка положила руку на пистолет и спросила:
– Пойдешь бить япошек?
Командир Юй со злостью прошипел:
– Не надо его уговаривать, он не пойдет, так я пойду.
Лэн сказал:
– Я пойду.
Бабушка убрала руку, командир подразделения Лэн схватил пистолет и повесил на пояс. У Лэна была белая кожа и с десяток черных оспин вокруг носа. На поясе у него была закреплена запасная обойма, а под тяжестью пистолета пояс и вовсе провис как перевернутый месяц.
Бабушка сказала:
– Чжаньао, вверяю тебе Доугуаня, послезавтра возьми его с собой.
Командир Юй посмотрел на моего отца и с улыбкой спросил:
– Названый сынок, кишка-то не тонка?
Отец презрительно глянул на темно-желтые крепкие зубы командира Юя, показавшиеся между губами, и промолчал.
Командир Юй взял чарку, поставил отцу на макушку и велел отойти к двери и встать прямо, а сам взял браунинг и направился в угол комнаты.
Отец наблюдал, как командир Юй сделал три шага, каждый был широким и неспешным. Бабушка побледнела. Уголки губ Лэна растянулись в усмешке.
Командир Юй дошел до угла, остановился, потом резко развернулся. Его рука поднялась, глаза потемнели так, что даже блеснули красным светом, а потом браунинг выплюнул струйку дыма. Над головой отца что-то просвистело, чарка разлетелась на мелкие осколки. Один свалился отцу за шиворот, он втянул голову в плечи, но осколок проскользнул за пояс брюк. Отец ничего не сказал. Бабушка побледнела еще сильнее. Лэн плюхнулся на лавку и, немного помолчав, сказал:
– Хороший выстрел.
Командир Юй похвалил:
– Молодец, парень!
Отец сжимал в руке браунинг и чувствовал, что он на удивление тяжелый.
Командир Юй сказал:
– Не мне тебя учить, ты и сам знаешь, как стрелять. Передай Немому приказ – пущай готовятся!
Отец с браунингом в руке забурился в заросли гаоляна, перешел дорогу и добрался до Немого. Тот сидел в позе лотоса и точил длинный кинжал большим ярко-зеленым камнем. Остальные члены отряда кто сидел, кто лежал.