Вокруг застывшего тела стоял почетный караул сотрудников личной охраны вождя. Ее начальник, обычно высокомерный, надменный и неприступный даже для чекистской элиты, шеф ленинских телохранителей Абрам Беленький эмоционально сокрушался: «Мы застали Ильича уже лежащим на столе. Лежал он совершенно спокойный, с обыкновенной своей улыбочкой, как будто на минуту вздремнул, и никак не верилось, что он мертв, но только руки холодные как лед указывали на смерть»^>7.

Еще более откровенно высказался председатель Коммунистического Интернационала Григорий Зиновьев: «Нечеловечески тяжело. Никто никогда не переживал таких жутких минут»^>8. Член Центрального комитета ВКП (б) Николай Бухарин образно описал растерянность большевиков от произошедшего в тот момент шока: «Умер Ленин. Точно разрушилась центральная станция пролетарского ума, воли, чувств, которые невидимыми токами переливались по миллионам проводов во все концы нашей планеты»^>9.

Боготворивший вождя Леонид Красин 27 января в письме одной из своих жен, Миклашевской-Красиной, откровенно признался: «Весть о кончине почти и не была неожиданной, все-таки повергла всех в шок, подобно грому среди ясного неба»^>10.

В момент рокового удара перед красными вождями встала задача хоть как-то сохранить иллюзию бессмертия вождя, а значит, и собственные иллюзии. Здесь же, в ночных Горках, они предприняли к этому первые шаги. По телефону в Москву было отдано распоряжение о присылке скульптора Меркурова для снятия посмертной маски, а затем и врачей для вскрытия и временного бальзамирования. Убитые всем произошедшим, в 2 часа 20 минут пополуночи вожди возвратились в Москву.

Предполагалось, что гипсовые слепки будут сняты с лица и рук Ленина, потом будет создана вторая копия маски, с которой будет сделана бронзовая отливка. Потом она займет свое место в вечном хранении в архиве ОГПУ-НКВД как фиксация бессмертного образа. Через подобный обряд впоследствии пройдут 56 советских вождей и различных деятелей культуры СССР.

Спешка была величайшая. Уже в 3 часа 8 минут моторная дрезина ОГПУ со скульптором, личным секретарем председателя ВЦИК Калинина и сотрудниками ОГПУ отправилась с Павелецкого вокзала в сторону разъезда Герасимово. Глубокой ночью пассажиры добрались до Горок. Воспоминания скульптора Меркурова об изготовлении посмертной маски Ленина похожи на отрывок из триллера.

«Открываю дверь в большую комнату: там много света, и к моему ужасу я вижу лежащего на столе Владимира Ильича… Меня кто-то зовет. Все так неожиданно – так много потрясений, что я как во сне.

Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову – склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон; пальцы просовываю за уши, к затылку, чтобы удобнее взять за шею, шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое!? Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют! У меня странное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.

Спрашиваю у присутствующего товарища, кто констатировал смерть.

– Врачи.

– А сейчас есть ли кто-нибудь из них?

– А что случилось?

– Позовите мне кого-нибудь.

Приходит.

– Товарищ, у Владимира Ильича пульсирует сонная артерия, вот здесь, ниже уха.

Товарищ нащупывает. Потом берет мою руку, откидывает край тюфяка от стола и кладет мои пальцы на холодный стол. Сильно пульсируют мои пальцы.

– Товарищ, нельзя так волноваться – пульсирует не сонная артерия, а ваши пальцы. Будьте спокойны. Сейчас вы делаете очень ответственную работу»^>11.

Первая посмертная маска превратилась в прототип множества других масок, которые в ближайшее время предполагалось изготовить из гипса, фарфора и других материалов для раздачи всем значительным советским функционерам. Этот антропологический объект приобретал характер магической святыни. К нему допускался небольшой круг по особому списку.