– Я бы сказал – вы были чрезмерно кратки, господин Литскоффер. И со мной, наверное, согласятся в этом большинство присутствующих, – снова высказал свою неудовлетворенную жажду знаний Луи Саржевский. – Хотелось бы чуть-чуть расширенней… пожалуйста. В чем же ваша собственная гипотеза, господин Литскоффер?

Генри Литскоффер быстро смерил вопрошающего своим острым взглядом. «Ну, что же, – говорил этот взгляд, – я предупреждал – сами напросились».

– Если одной фразой – в расширении антропного принципа еще далее, чем раньше.

– Кажется, это что-то связанное с астрологией?

Генри Литскоффер слегка поморщился:

– Нет, с астрофизикой. Точнее, с нашим пониманием Вселенной. Я поясню. Согласно названному принципу, мы наблюдаем Вселенную именно такой потому, что в иной Вселенной не могло бы быть разума, и даже вообще сложных элементов вещества. А моя гипотеза заключается, как было сказано выше, в расширении этого принципа. Я согласен с теорией, утверждающей, что сознание человека влияет на окружающий мир. И вот, пока единичное сознание осмысливает что-то, ничего страшного не происходит, но как только что-то становится проблемой, решаемой большим числом сознаний, то здесь и происходят сложности. Многие проблемы можно решить так или эдак. Часть людей решают ее «так», а другая часть «эдак». Если людей очень много, то решение в ту либо другую сторону становится равнозначным, понимаете? Вот в этой точке и происходит деление Вселенной на половинки. Может, накладываются еще какие-то природные процессы и только их сочетание вызывает катастрофу, не знаю. Вдруг, со временем, вселенные снова начинают сливаться благодаря еще каким-то процессам. Это то, что мы сейчас наблюдаем.

– Магия какая-то.

– Да, в некотором роде магия. А полеты аппаратов тяжелее воздуха не магия?

– Но здесь все основано на сочетании физических законов.

– Пока в эти законы кто-то очень сильно не поверил, а точнее не в них, а в то, что их возможно использовать, все это оставалось магией. Заметьте, например, какими большими были поначалу баллистические ракеты. А сейчас – они ведь в три-четыре раза мельче, а способны нести гораздо больший груз.

– Но ведь они созданы по более новым технологиям, у них лучше топливо, миниатюрней компьютеры, разве не так?

– Так, но это, с некоторой точки зрения, все же магия.

– Ладно, господин Литскоффер, может, у вас есть еще какая-нибудь гипотеза?

– Вы с высшей алгеброй на короткой ноге? Дайте мне электронную указку, я вам кое-что изображу.

Дискуссия принимала неуместный оборот.

– Вы правда не хотите нас запутать? – спросил на всякий случай Луи Саржевский.

– Я бы не хотел этого делать, но понимаете, у каждого из нас есть свой порог восприятия сложности мира. Видим и чувствуем мы его вроде бы одинаково, но интерпретируем несколько по-разному. Когда дело доходит до сложностей, мы применяем мозговые модели. Чем сложнее проблема, тем сложнее модель. На каком-то этапе мы вынуждены упрощать, дабы создать новую модель обобщения. Однако некоторые проблемы настолько сложны, что могут упрощаться лишь до определенного предела. И вот, как я уже сказал, у каждого этот предел свой. Кроме того, каждый из нас поражен болезнью под названием специализация. Каждый хорошо создает модели только в знакомой сфере. Всему нужно учиться. Поэтому я попробую сколь возможно упростить свою модель, но, к сожалению, без математики обойтись все равно не смогу. Она будет нужна для доказательств, так как опора на логику, точнее, на привычную повседневную логику, нам будет только мешать. Приступим?