– Ты что, с ума сошел?! – завопил Антон. – Они стреляют!

– Ничего, – ответил капитан, – у нас тоже кое-что тут припасено.

С этими словами он откинул мешковину. Под ней холодно блестели стволы и приклады. Иванов извлек из темноты сарая козлы, поставил их в дверном проеме и водрузил на них пулемет.

По открытому пространству между забором и лесом к сараю приближались два черных внедорожника, за ними бежали Исмаил и Хасан. Раздались выстрелы, на пол упала деревяшка.

– Пригнись, – сказал капитан, склоняясь над пулеметом.

В следующую секунду он открыл шквальный огонь длинными очередями. Снаружи послышались крики и ответные выстрелы. Антон кинулся в дальний угол сарая, упал на землю и заткнул уши.

Через несколько секунд пальба стихла. Еще через несколько секунд Антон открыл глаза. В ушах звенело, в сарае висел дым, пахло горячим железом и грибами. Капитан, прикрыв глаза ладонью, проводил визуальную рекогносцировку местности. Антон на четвереньках подполз к свету и тоже выглянул наружу. На поляне дымился перевернутый внедорожник, вокруг лежали тела убитых. Антон начал их считать и насчитал четыре. Вдали, оставляя пыльный след, уменьшался второй вражеский автомобиль.

Иванов закурил, облокотился на пулемет и созерцал поле боя, как будто это был костер, закат или водопад.

– Я знал, что понадобится, – задумчиво сказал он. – Кум, Антон Кузьмич, как интендантом стал в воинской части, так я за коллекцию принялся. Вдруг, думаю, война. У меня тут и НСВ, и АКМ, и СВД. Даже один ГП-30 есть. Все списано, все по закону. НСВ – он чем хорош? Он хоть и старый, но скорострельность такая…

– Товарищ капитан, что вы наделали? – в ужасе произнес свидетель убийства Опушкин, на глазах превращаясь в соучастника массового убийства. – Они же нас теперь поубивают. А если не они, то нас посадят.

– Кто это нас посадит? – удивился Иванов.

– Ну кто, полиция…

– Кто? Наша полиция? Зачем им это нужно? Ты, Антон, образованный человек, но в этих вещах не разбираешься.

– Ну хорошо, но они – Аслан этот.

– Пусть сунутся. – Иванов погладил ветошью ствол крупнокалиберного пулемета НСВ.

– Господи, за что мне это?! – тоскливо воскликнул Антон. – Куда мне теперь?

– Оставайся, – предложил Иванов. – Мы теперь братья по оружию. Считай, вместе воевали, отражали вражескую атаку. Будешь у меня жить, вместе веселее. Деньги теперь есть.

– Ничего я не воевал! – возмутился Антон. – Не надо меня впутывать в этот геноцид! Я жертва обстоятельств.

– Ну смотри, как знаешь, – не стал спорить капитан, снял пулемет с козел и понес его в угол.

Антон судорожно размышлял, что же ему делать дальше. Домой возвращаться нельзя, там Аслан или его люди. К маме? Если они нашли его дома, то и у мамы найдут. Надо бежать, вот что. Жил до тридцати двух лет безмятежно, а теперь надо бежать. Но куда? За границу? Или отсидеться где-нибудь, пока все не забудется?

Иванов поставил перед Антоном холщевый мешок. В нем лежали деньги из чемоданчика.

– Забирай половину, брат. У нас теперь все поровну.

У Антона не было сил спорить. Понимание того, что плохо, а что хорошо, стремительно исчезало. Если его честная попытка обратиться в милицию кончилась горой трупов, то что уж говорить о дважды украденных деньгах нечистого происхождения. Капитан взял корзинку, вытряс ее и стал перекладывать туда пачки евро.

– Вот, вроде половина, – сказал он, когда корзина наполнилась. – Погоди, мы это дело тряпочкой прикроем, вот так. Как будто с грибами.

Антон взял корзину. Деньги. Деньги – это хорошо. С деньгами можно исчезнуть. Сесть на какой-нибудь поезд… Но не через поселок. О том, чтобы идти через поле боя, не могло быть и речи.